Падение звезды
Шрифт:
Она сложила зонт. Несмотря на то что дождь прекратился, на улице было холодно, Турецкий зябко передернул плечами:
— Виктория Сергеевна, может, зайдем куда-нибудь?
В полумраке парка сверкнула полоска ее зубов.
— Куда, например?
— В кафе. В бар.
Она остановилась. Турецкий тоже. Виктория Сергеевна пристально посмотрела ему в глаза.
— Вы хотите о чем-то поговорить? О чем-то важном?
Александр Борисович прямо встретил ее взгляд:
— Да.
Виктория Сергеевна слегка прищурилась.
— Ну что ж… Тут неподалеку есть кафе со смешным названием «Последняя пристань». Звучит мрачновато, но там действительно уютно. Подойдет?
— Вполне.
…Бари правда был очень симпатичен. Дизайн стен имитировал стены трюма корабля. Рядом с барной стойкой помещался огромный штурвал. Желающие могли его покрутить — это ничего не стоило. Небольшая сцена была сколочена из неровных, тяжелых и темных досок. Вдоль одной из стен висела огромная рыбацкая сеть.
Менеджер встретил Викторию Сергеевну с приветливой улыбкой, как старую знакомую.
— Ваш столик сегодня свободен, — сообщил он ей, с любопытством и вместе с тем завистливо зыркнув глазами на Турецкого.
Они сели за небольшой столик, расположенный в нише. Тут же к столику подошел молодой официант в форме моряка девятнадцатого века:
— Добрый вечер. Готовы сделать заказ?
Виктория Сергеевна посмотрела на Турецкого:
— Я обычно пью мартини. А вы?
— Водку. Грамм двести. И какой-нибудь салат.
Когда официант удалился, они некоторое время сидели молча, разглядывая друг друга. Потом Виктория Сергеевна сняла очки и откинула со лба прядь густых каштановых волос.
— Ну как вам здесь? — спросила она.
— Уютно. Хотя и отдает каким-то могильным холодом. Как в трюме затонувшего корабля.
Похоже, сравнение Филипповой понравилось. Она улыбнулась, отчего ее красивое лицо стало еще красивее, словно лампой осветилось.
— Я всегда говорила, что вы романтик. Ну и о чем вы хотели поговорить, Александр Борисович?
— Не знаю даже с чего начать…
Филиппова терпеливо ждала, не произнося ни слова. Турецкий собрался с духом и сказал:
— Виктория Сергеевна, в мире очень много зла. Но бороться с ним нужно… законными методами. Вы согласны?
— Предпочтительнее — законными, — сказала Филиппова, не сводя с лица Александра Борисовича пристального взгляда.
— А если не получается — законными-то?
— Тогда каждый волен сам решать, как ему поступать, — твердо сказала Виктория Сергеевна.
Заиграла тихая, приятная музыка. Филиппова улыбнулась.
— Александр Борисович, не хотите потанцевать?
— Потанцевать? —
Она кивнула:
— Да. Зал почти пуст, стесняться некого. Или вы не умеете?
— Да вообще-то… Ну хорошо, давайте потанцуем.
Турецкий встал со стула, обошел вокруг стола и протянул руку Филипповой. Эта женщина не переставала его удивлять. Рука у нее была нежная и хрупкая. «Господи, да она же совсем еще девочка», — подумал вдруг Александр Борисович.
Виктория Сергеевна положила руки ему на плечи. От нее пахло изысканными духами и дождем.
Танцевать вот так, посреди зала, при отсутствии других танцующих пар, было глупо. Но уже через несколько секунд Турецкий забыл о стеснении. Обнимая такую девушку, вдыхая аромат ее волос, можно было позабыть обо всем на свете. Они были почти одного роста, поэтому Виктории Сергеевне не приходилось смотреть на Турецкого снизу вверх, как это обычно бывает между мужчиной и женщиной. Талия у нее была тонкая и гибкая, как у кошки или пантеры. Двигалась она удивительно грациозно.
— Помните, вы хотели меня поцеловать? — тихо спросила Виктория Филипповна.
Сердце у Турецкого учащенно забилось.
— Помню.
— Вы все еще хотите это сделать? — Она улыбнулась и приблизила лицо. Александру Борисовичу показалось, что он чувствует благоухающее тепло, исходящее от него. — Ну что же вы, Турецкий? — прошептала она. — Вы же этого хотели? Или чего-то боитесь?
— Нет, не боюсь, — хрипло произнес Турецкий. — Но целовать вас не стану.
— Почему?
Филиппова прижалась к нему чуть теснее. Это было невыносимо — от близости ее гибкого тела и ее губ Александра Борисовича бросило в жар как какого-нибудь подростка. Привыкший к женскому вниманию, он не чувствовал себя так глупо много лет. Словно все самое прекрасное, женственное и манящее воплотилось в этом зовущем, трепетном теле. Должно быть, то же самое чувствовали ахейцы и троянцы, кромсая друг друга на куски мечами из-за прелестей девушки Елены.
— Не представляю, что может заставить такую девушку, как вы, пойти работать в милицию, — сказал Турецкий, избегая опасной темы.
— Это долгая история. Боюсь, она не покажется вам интересной.
— Я терпеливый слушатель. И времени у меня много. Кстати, официант принес наш заказ. Мы можем вернуться за столик.
Виктория Сергеевна ничего не ответила. Лишь опустила голову и прикоснулась щекой к плечу Турецкого. Он вдохнул полной грудью аромат ее волос и сказал:
— Я все знаю. Про вас и Подгорного. И про то, что вы… сделали.
Турецкому показалось, что он почувствовал волну нервной дрожи, пробежавшей по телу Филипповой.