Падение
Шрифт:
Касаясь дна только пальцами ног, сантиметр за сантиметром, он продвигался к берегу. Когда вода опустилась ещё ниже на несколько сантиметров, Максим, как тот лилипут, сделал несколько своих, последних, маленьких шажков, отделяющие его, от этой, смертельно-опасной черты....
Правда, каким образом он умудрился сделать Это...
– доплыть, добраться, почти что доползти до этого берега, Максим абсолютно уже не помнил....
Из последних сил, на хватательном, врождённом инстинкте, он уцепился руками, за какой-то корень, торчавший из отвесного берега, вцепился в него мёртвой хваткой.., вернее впился
Он провисел на нём, стоя на цыпочках по горло в холодной речной воде..., долго..., (Максимке это показалось...Вечностью...) пока опять немного не отдохнул, и не восстановил свои полностью истраченные силы.
После этого, он уже окончательно выбрался, на свой, теперь для него такой Родной и Спасительный берег....
= = =
Часть вторая.
"РОСТОВ - ВОРОТА СЕВЕРНОГО КАВКАЗА".
Если есть у тебя хоть немного ума...
Посох и обувь, да с хлебом сума...
Отправляйся на поиски счастья немедля
Жизнь кончается быстро! Не вечна она...
Максим.
= = =
ГЛАВА - 5.
"КОНЕЦ срочной службы... Приезд Максима домой..."
Только что, над большим, довольно уютным и красивым городом, немного ленивым и полусонным, от нещадно палящих лучей солнца зависшего высоко в небе, прошел тёплый, весенний дождь.
Образовавшиеся на сером уличном асфальте лужи, исчезали буквально на глазах у городских прохожих. Был полдень. Солнце находилось в зените и своими жаркими лучами согревало не только этот город, но и всю нашу красавицу-Землю.
Можно было видеть, как от раскалённой поверхности земли, поднимается лёгкий, невесомый пар. И как он, почти сразу же, с какой-то особенной, завораживающей мысли действительностью, с едва уловимым дрожанием, словно мираж в знойной пустыне, с загадочным названием "Пумба-Пепс...", медленно, и, как бы нехотя, но при этом навсегда, исчезает в бесконечных просторах голубого неба.
= = =
Железнодорожный вокзал "Главный", города Ростова-на-Дону, можно сказать был, почти до неприличия, плотно окутан солнцем. Заканчивались последние майские дни. Шум и гам, исходивший от людей, заполнял перроны, буфеты, железнодорожные кассы и привокзальную площадь. Воздух был нагрет до такой степени, что тебе казалось, будто ты находишься возле работающей раскалённой доменной печи. Вокруг стояла, изнурительная, невыносимая жара.
Пассажирский поезд, "Киев - Москва", дыша пылью, паровозной копотью, гарью и людским пОтом, медленно подтягивался к первой платформе.
С неприятным лязгом громыхнув последний раз, этот железный, но видимо уже уставший
Максим, не торопясь, вышел из своего, основательно прокуренного вагона, и так же не спеша, но с сознанием дела, огляделся вокруг. Немного постоял на платформе, с интересом наблюдая за суетой людей около состава. Это он делал чуть снисходительно и с долей сочувствия, потому что практически был уже дома, а им, ещё надо было куда-то добираться, таскать и оберегать свой багаж, и невесть, сколько времени ехать в душном и не совсем чистом вагоне.
Закурив сигарету и подхватив свой дембельский чемоданчик, он зашагал в сторону привокзальной площади.
Максим шёл твёрдой, уверенной, но в то же время мягкой, кошачьей походкой, полный молодых, жизненных сил, и какого-то приятного предчувствия оттого, что он вернулся домой. Да и, в общем-то, и от самой жизни тоже, которая, как ему казалось, бесконечной дорогой времени, исчезающей, где-то там, далеко за убегающим горизонтом, расстилалась перед ним.
Для него, и он в этом был абсолютно уверен, всё ещё было впереди. Всё для него только начиналось. Впереди была вся жизнь...! Долгая, интересная, наполненная, ну и, конечно же, счастливая....
Спускаясь по ступенькам каменной лестницы, которая выходила на привокзальную площадь, Максим вдруг услышал, как из людской толпы раздался крик, и кто-то громко, не думая о каких-либо правилах и приличиях, орал почти на всю площадь: - "Чао постой! Чао, остановись, сукин ты сын...! Да стой же, тебе говорят, ядрёна вошь! Куда же ты так бежишь, родной мой!? Случаем, не от себя ли самого собираешься удрать...? Сто-я-я-ять я сказал! Смирна-а-а...!" - кричал кто-то в толпе, надрываясь от всей души, испытывая при этом на прочность, свои голосовые связки.
Знакомое, уже ставшее родным и неотъемлемой частью его самого прозвище, для которого, производной стала фамилия Максима, и какими в детстве мальчишки метко награждают друг друга, звучало сейчас для Максима, как хорошая, но немного уже забытая музыка. Его имя, вернее прозвище не произносилось вслух уже более двух лет, и неожиданно для Максима, сейчас опять звенело над толпой.
– "Чао, Чао, остановись же ты, наконец...!"
Максим огляделся по сторонам и увидел, как к нему быстрым шагом, насколько это позволял делать внушительных размеров чемодан в его руках и люди вокруг, приближается Сергей Воронцов. Был он, как и Максим в армейской форме. На новых дембельских погонах, желтели сержантские лычки. Фуражка на нём сидела набекрень, китель расстёгнут почти до нижней пуговицы. ремень болтался намного ниже пупка: ну, в общем-то ничего нового и необычного в этом, для Сергея не было. Всё, как всегда...! Как и подобает настоящему, потомственному, лихому донскому казаку.