Падшие в небеса. 1937

Питерский Ярослав Михайлович

Маленький вздохнул и медленно направился к двери. У нее он остановился, обернулся, ухмыльнувшись, сказал:

– И знай, тогда в парке, я, правда,… не тебе угодить хотел,… что бы ты потом мне благодарен был,… а просто по-человечески. И тогда в январе тридцать восьмого,… я тоже твою фамилию просто по-человечески изменил. Прощай Клюфт.

Дверь хлопнула, словно гильотина в якобинском Париже. Клюфт остался стоять у окна, он не двигался, сердце вновь защемило, но звать на помощь он никого не хотел. Он вообще никого не хотел видеть, он хотел умереть, почему-то сразу и без проволочек.

Глава одиннадцатая

Настоятель Благовещенского храма поселка Шилинское, отец Андрей, опять

был в плохом настроении. Священник стоял возле церкви и недовольно морщился. Он смотрел, как рабочие-таджики затаскивают по лесам ведра с раствором и кирпичи и печально вздыхал.

На душе у отца Андрея было мрачно и грустно. Не радовало его и то, что реставрация храма уже подходит к концу, осталось лишь оббить купол листовым железом и кое-где заделать небольшие дыры в кладке, а потом, потом поднимай кресты и все! Можно белить и красить стены и вести службу!

Отец Андрей смотрел на храм, он был похож на больного, на эдакого пациента травматологического отделения, который попал на больничную койку после жуткой аварии, но уже прошел реабилитацию и вот-вот должен был снять гипсы и отбросить костыли.

Стены храм были облеплены железными стояками, на которых были наложены доски. Обвешанный лесами он временами, кроме ассоциации с больным еще напоминал еще и корабль, который должен был отправиться в плавание. Отец Андрей смотрел на это изуродованное спицами и железяками, тело и представлял, сколько пришлось пережить этой церкви?

Много лет здание было заброшено и местные мальчишки, и пьяницы, превратили его в общественный туалет. Стены храма изрисовали нецензурными надписями, а в некоторых местах местные жители попросту разбили кладку, разобрав кирпичи на строительство и свои нужды. Мало кто в шило вспоминал, что этот храм был построен еще на рубеже XVIII и XIX веков и являлся настоящим памятником архитектуры и образцом сибирского церковного стиля. Большая колокольня в виде двух поставленных друг на друга квадратных башен и приподнятый над основным зданием основной купол. Эдакая, простая и в тоже время гениальная изящность – ничего лишнего, суровый сибирский стиль с коренастыми колоннами на входе и рублеными углами возле алтарной стены.

Во время советской власти в храме устроили сначала кочегарку, а затем зерносклад, но уже во времена правления Брежнева, храм почему-то совсем забросили, и он чуть не превратился в руины, спасло лишь то, как его строили – толстые стены и прочная кладка, замешанная на яйцах. Разломать ее было проблемой даже для воинствующих атеистов.

Да и печальная и мрачная слава немного отталкивала от этой церкви. В Шило почти все шептались и знали: в тридцатых годах, большевики в храме устроили пересыльный пункт для зеков, которых гнали по соседней дороге в лагерь к деревне Орешное. Но даже не «пересылка» пугала и отталкивала от храма обитателей Шило, местные старухи старики уверяли: на дворе за церковью энкавэдэшники временами расстреливали несчастных арестантов, а потом закапывали их неподалеку. «Поэтому по ночам невинно убиенные встают и бродят по-пустому и разрушенному храму». Как не странно, но эти страшилки, может быть, тоже косвенно помогли сохранить храм от окончательного разрушения. Ходить к заброшенной церкви решались не все. А уж по вечерам, ее и вовсе обходили стороной. Дурная слава подтверждалась и совсем реальными фактами. Старожилы Шило рассказывали, все те, кто в свое время рушил храм, срывая в него кресты и ломая купола, да сбрасывая колокола, не вернулся с войны. Все эти люди погибли и сгинули на полях сражений. И это был знак.

Отец Андрей приехал в Шило еще во времена начала «перестройки» и сразу загорелся идеей восстановить многострадальный храм. Но это оказалось не простым делом. Хотя его вроде и поддержали власти, но вот денег конечно не дали. Реставрация затянулась. Затем советская власть и вовсе сгинула и

о храме, опять забыли и вот лишь два года назад отцу Андрею все-таки удалось найти деньги, а вернее спонсора – крупного бизнесмена, который согласился дать большую сумму на стройматериалы и оплату рабочих. И вот храм оброс лесами и стал возрождаться, сначала отец Андрей радовался как ребенок, он часами пропадал на территории церкви и даже сам помогал таскать кирпичи и месить раствор, но вот со временем радужное настроение священника таяло как утренний туман. Отец Андрей вдруг начал понимать. Что восстановление храма односельчанам вроде, как и не нужно. Да, конечно к церкви приходили совсем древние старушки и дедки, и удовлетворенно крестились, глядя на рабочих, но их был очень мало. А вот молодежь, да и люди среднего поколения, интереса к возрождению церкви не испытывали. Более того, когда отец Андрей попытался однажды объявить что-то наподобие субботника и позвал всех желающих добровольно поработать на стройке, то на его призыв откликнулись лишь три человека – двое местных пьяниц, которые готовы были за пол литру потаскать кирпичи и носилки с раствором и душевнобольная молодая женщина, которую в поселке звали «Анка сумасшедшая».

Отец Андрей понял, что восстанавливать храм ему в принципе-то и некому. Прежде чем жители Шило придут сюда помолиться, ему еще предстоит огромная работа восстановить храм и веру в душах этих людей. Большевики, как оказалось за семьдесят лет, разрушили главное – они страхом и кнутом вытравили веру из трех поколений и сейчас возродить ее будет очень трудно. Вот поэтому и так мрачнел с каждым днем, отец Андрей – вот поэтому и не радовало его физического восстановление церкви в Шило.

А сегодня, священник был вновь неприятно удивлен, увидев таджиков, лазающих по лесам у стен храма. Отец Андрей перекрестился и двинулся в сторону бетономешалки, которая работала и урчала, словно кот, грызущий рыбу. У агрегата стоял низенький коренастый мужчина в кожаном пиджаке. Это был начальник строителей, не то бригадир, не то прораб. Отец Андрей сильно в эти тонкости не вдавался, он лишь знал, что это человек главный среди рабочих. Хотя, коренастый мужичек по имени Толик, (как он сам назывался), никогда лопату в руки не брал и в грязной спецовки не ходил.

Священник подошел к нему и низким голосом спросил:

– Ну и что это такое?

– А отец Андрей, доброе утро. Вот новых рабочих привез. Сейчас вообще дело закипит, и я думаю, к концу месяца мы вообще все сметы закроем и выйдем на обделку внутри. А там отец Андрей, собирайте вашу службу! Паству! И в добрый путь! В новый, вернее, в старый храм! – самодовольно промурлыкал Толик.

– Я спрашиваю это что такое?! – повторил вопрос священник.

Толик покосился на него и ничего не понимая, покрутил головой, словно петух на жердочке.

– Это что ж за срам-то такой? – продолжал напирать отец Андрей.

– Вы, о чем? Вы, о чем батюшка?

– О чем? А ты не понимаешь? А? Ты кого привел сюда? Кого пустил? Ты куда людей дел? – напирал священник, кивая на рабочих-таджиков.

– Как куда дел?! Работают люди! Вот все нормально без перекуров и прочего!

– Да я вижу, что работают, я спрашиваю, а те-то, где? Старая бригада куда делась?

Толик посмотрел сначала на рабочих, затем на батюшку. Затем улыбнулся и, хлопнув себя по лбу, весело прикрикнул:

– А-а-а, понял, понял, о чем вы! Вы о таджиках этих? Ну да! Сегодня вот они начали, их бригада, а старая, старую я убрал, слишком много проблем!

Отец Андрей гневно смотрел на Толика и, втягивая ноздрями воздух как жеребец, зло буркнул:

– Каких еще проблем?

– Да таких. Смету мне урезали. Вот, поэтому и зарплата у них уменьшилась, они заныли, начали бунт поднимать. Вот и пришлось таджиков нанять!

– А почему смету урезали? А почему? Прочему людям заработать не дадут?