Падшие в небеса. 1997
Шрифт:
Но!
Валериан почему-то сейчас вспоминал, беспомощные и мутные глаза того человека… вспоминал и мучился. Вспоминал и понимал, что когда ты умираешь, то обязательно должен получить от этого облегчение, а не муку. Сосед был рад своей смерти. Сосед хотел умереть потому, как жить для него тогда была настоящей мукой.
И вот он похож на своего соседа!
Только мучается он не от физической боли…
Человек смотрел на него долго. Он ничего не говорил, да и слова сейчас были лишними. Валериан не испугался, хотя было тревожно и неприятно от неопределенности,
Как казалось Валериану, он ждал его целую вечность, «падал на пол» и ждал… как сосед.
И вот он напротив, смотрит и молчит. Нужно что-то ответить, но Скрябин в эту секунду даже не мог придумать, что он должен сказать.
Валериан неожиданно для себя вспомнил рассказ одного милиционера, который ловил убийцу. Долго ловил. Несколько лет. Убийца был хитер и все время уходил от сыщиков. Но однажды он пропал. Пропал и затаился. Прошло еще много времени. Все давно решили, что убийца сам просто умер, сгинул. Его больше просто нет. И вот через длительное время он появился, он сам пришел с повинной! Он сам сдался правосудию!
Когда его сущики спросили, зачем он это сделал, ведь дело было положено на «дальнюю полку» и его уже никто не искал, преступник ответил, что он просто больше не мог мучиться от бессонницы и подозрительности. Он не спал месяцами и годами он жил на нервах, он ждал, что вот-вот за ним придут… Но никто, не приходил, преступник испытывал настоящие муки перед страшной неизвестностью и опустошающей тишиной.
И он решил для себя, что лучшее избавление от мучений станет его добровольная сдача. И он пришел. Милиционер рассказал, что в первую свою ночь за решеткой, преступник сам признался, что впервые за много лет спал как убитый сном новорожденного младенца, а на следующий день он встал с очень хорошим настроением и добровольно написал все, что совершил.
– Вы позволите мне войти, – неожиданно спросил гость.
Его смиренный и спокойный тон немного расстроил Валериана. Скрябин ожидал услышать брань или грубость. Но вот так просить разрешения…
– Да, конечно, – сбиваясь, пробормотал Валериан.
Он отступил и позволил гостю сделать шаг в квартиру.
Он стоял совсем близко, так что Скрябин почувствовал запах его одеколона. Это был дорогой мужской парфюм.
– На улице совсем холодно и слякотно. Но с вашего позволения я обувь снимать не буду… у меня есть на этот случай свои бахилы,… – гость вздохнул и нагнулся.
Изумленный Скрябин сглотнул слюну и совсем обескураженный смотрел, как мужчина надевает себе на туфли светло-синие бахилы.
Это было так похоже на тот проклятый день. На тот проклятый момент, когда он сам надел точно такие же бахилы.
– Следов совсем не оставляют, – словно издеваясь он сказал Валериану и вновь вздохнул. – Ну, куда мне проходить?
– Я не знаю право,… – выдохнул Скрябин.
– Ну, так давайте на кухню, я вообще люблю на кухне разговаривать, там как-то уютно. Знаете, на кухне говорят и убили… Советский союз. Люди постоянно разговаривали об этом именно на кухне. И вот договорились. Убили государство, которое ненавидели.
– Вы, что ненавидели Советский союз? – изумился Скрябин.
– Да…
– За что?!!!
– Может, мы на кухню пройдем, я там все объясню… – хмыкнул гость.
Валериан невольно двинулся в сторону кухни. И вот в этот момент он испугался. Он зажмурился и ждал, ждал, когда гость нанесет удар. Что это будет удар по голове железкой и нож под ребро он не знал, но он ждал.
Но ничего не произошло, на кухне мужчина деловито уселся на табуретку возле окна. Валериан тяжело дыша сел, напротив.
– Он должен был умереть.
– Кто? – испуганно спросил Скрябин.
– Советский союз.
– Почему? – Валериан никак не мог понять, что вообще происходит.
Их диалог сейчас больше похож на бред. На какую-то нелепую фантасмагорию.
– В Советском союзе было много несправедливости, вот он и должен был умереть. Справедливость восторжествовала. Вы верите в справедливость?
– Не знаю, – выдавил из себя Валериан.
Гость хмыкнул, как-то противно. И скривил лицо. Но это не напугало Валериана. Напротив, он в эту секунду уже не боялся раздражения человека, напротив. Скрябин посмотрел в окно. Ему вдруг захотелось все рассказать этому человек, довериться этому страшному визитеру. Странно чувство, но Валериан вдруг ощутил какую-то нелепую симпатию к гостю.
– Так вы хотите поверить в справедливость?
– Что для этого надо? – устало, вздохнул Валериан.
– Для этого надо не много. Сделать шаг навстречу мне. Всего лишь шаг.
– Шаг? Навстречу вам?
– Ну да… довериться и сделать шаг? Что в этом странного?
– Просто я не понимаю, о чем вы говорите, – усмехнулся Валериан. – Просто бред какой-то?!
– Ну почему бред. Вы же не хотите причинить мне вред? Боль? Страдание?
– Вам? Вы о чем? Вы о чем говорите вы зачем вообще пришли в мой дом?!
– Я же говорю вам за справедливостью… все просто. Справедливость нужна и мне и вам.
Валериан внимательно посмотрел в глаза человека, напротив. Он словно пытался что-то разглядеть в зрачках, странный визит и странное поведение.
– Справедливость говорите? А нужна ли она? – выдохнул Скрябин.
– Несомненно. Иначе вы обречены на муки, которые, вас не просто убьют, а еще и съедят. Медленно и жестоко.
Валериан вновь взглянул на гостя и грустно улыбнулся.
– Откуда вы знаете?
Незнакомец вздохнул и развел руками затем, как-то картинно обхватил свое лицо ладонями, словно он был мусульманин и читал молитву перед обедом.
– Значит, вы уже мучаетесь, я попал в точку, – произнес он.
– Откуда вы знаете?
– Потому, что я сам такой.
– Какой такой? – вздрогнул Скрябин.
– Такой как вы. Мы из одной когорты. Я тоже мучился после первой жертвы,… – он сказал это словно палач, зачитывающий приговор смертнику.
Скрябин отмахнулся и зажмурился: