Падшие в небеса. 1997

Питерский Ярослав Михайлович

– Вы, что хотите ко мне в квартиру с этими монстрами зайти?

Мужчина посмотрел на помощников и кивнул одному из них. Здоровяки отвернулись и сделали два шага назад. Гость ухмыльнулся и уверенно спросил:

– Ну, а сейчас я могу зайти?

Щукин отступил, освобождая вход гостю. Тот сделал шаг и переступил порог. Дверь щелкнула, и они остались один на один в полутемной прихожей. Вилор немного занервничал. Он не смог вынести тяжелого взгляда визитера и скрестив руки на груди, отвернулся.

– Вы, Щукин? – вновь напористо спросил гость.

– Да, Я Щукин. Я же сказал, – Вилор слегка разозлился. – А вы, впрочем, я знаю, кто

вы, можете не представляться…

– Мне нужно с вами серьезно поговорить, – мужчина деловито осмотрелся. – Куда я могу пройти?

Вилор махнул рукой, указав на свой кабинет. Гость медленно, но уверенно прошел по коридору. Щукин шел за ним следом и рассматривал его походку. Она пластичная, немного напоминала поступь леопарда в саванне. Хищник крался, чтобы разорвать жертву. Мужчина деловито плюхнулся в мягкое кресло и покосился на окно. Затем, взглянув на стоящего возле Вилора, тихо сказал:

– Я Маленький… Леонид Андронович Маленький.

– Я уже понял… – Вилор медленно сел в соседнее кресло.

Нашарил рядом с ним рукой бутылку коньяка. Покосился на гостя и радостно воскликнул:

– Хотите выпить?

Маленький удивленно посмотрел на хозяина и брезгливо ответил:

– Нет. У вас все равно нет того, что бы я выпил. А пить бурду я не буду. Да и вообще. Я сюда не пить пришел!

Но Вилор не обиделся. Напортив, он демонстративно приложился к горлышку бутылки губами и сделал несколько глотков. Смачно крякнул и весело спросил:

– И, чем же я обязан столь высокому визиту?

– Вы не валяйте дурака. Я пришел к вам насчет моей дочери! – Маленький зло ухмыльнулся.

Щукин равнодушно пожал плечами:

– Поверьте. Я, честно не знаю, чем я могу помочь вам и вашей дочери.

– Послушайте вы! Не стройте из себя идиота! Вы прекрасно знаете, чем вы можете помочь мне в отношении моей дочери! – разозлился гость.

Щукин тяжело вздохнул и развел руками:

– Ей Богу! Ну, я тут не причем! Я ей и сам несколько раз говорил. Она меня не слушает! Поверьте!

– Значит, плохо говорили! Плохо! – Маленький вскочил с кресла и брезгливо посмотрел на хозяина сверху вниз. – Посмотрите на себя! Вам же почти сорок, а ей двадцать три! Вы же ей почти в старшие братья, да что там в братья, в папочки годитесь! Я же ровесник ваш почти! Я ее отец, мне же сорок девять всего!

Вилор отмахнулся. Потянулся за бутылкой и, сделав еще один глоток, раздраженно ответил:

– Причем, тут возраст?! Хотя и тут вы не правы. Мне тридцать пять, вернее тридцать шесть, но не это главное. Не это! Отец, возраст. Глупо все! Глупо и старомодно! Хрень какая-то! – Щукин, достал сигарету и, щелкнув зажигалкой, закурил. – Вы, о чем? Извините. Вы же не за это боитесь. Вы боитесь за то, что я никто, а она ко мне ходит и влюбилась в меня. А у меня нет ничего за душой. Вот чего вы боитесь и не надо тут разыгрывать чистоту нравственности! Не надо! Если бы у меня был солидный счет в швейцарском банке, вы бы не так говорили, наоборот бы, наверное, наседали на меня жениться поскорей на вашей дочери!

Маленький выслушал молча этот монолог. Он не перебивал. Напротив, в его глазах мелькнул огонек любопытства. Злость немного отступила. Леонид медленно сел в кресло.

Грустно ухмыльнулся и миролюбивым тоном сказал:

– Да! Да если на то пошло, вы правы! Что вы можете ей дать? Вы несостоявшийся гений пера? Вы же нищий! У вас же нет ничего за душой? Что вы ей голову-то морочите? Отстаньте от девочки! Дайте жить спокойно! Ей! И моей семье! Вы ведь ей судьбу сломать надеюсь, не хотите?

Вилор замахал руками и рассмеялся. Гость ждал, когда он успокоится. Маленький внимательно рассматривал хозяина. Щукин затушил окурок в пепельнице, что стояла на полу и, вновь взялся за бутылку.

Глоток и Вилор с пьяной издевкой в голосе, спросил:

– Ну и что же вы от меня хотите? А, господин депутат и папа? Что мне сделать?

Маленький ответил не сразу. Выдержал паузу. Отвернулся, глядя в окно, загадочно сказал:

– Я хочу, чтобы вы уехали. Просто исчезли. Я вам дам денег. Куплю билеты. Оплачу отель. Куда хотите. Хоть в Париж… хоть в Лондон. Нет… лучше в Париж. Там ваша братья, поэтическая шушера всегда любила тусоваться! Хотите в Париж?! А?! Монмартр! Елисейские поля? А хотите по Монмартру прогуляться? – Маленький взглянул на Щукина и зло улыбнулся.

Щукин тяжело вздохнул. Задумался. Посмотрел в который раз на картину авангардиста на стене и печально произнес:

– Да, Монмартр, был я на Монмартре. Это действительно завораживает свободой…

Мечутся негры по ступеням МонмартраЧерные тени в сумерках вижу.Седой Базилик, как вершина азарта,Голгофа любви над вечерним Парижем.Ржавая штанга ЭйфЕлевой башни…

(в слове «ЭйфЕлевой» он ударение поставил не стандартно на первую букву Е.)

Мажет лазурь непристойного неба!Сена – заводит со свободою шашни,Вселяя надежду в тех – кто здесь еще не был!Остров Сите – словно вкусная специя,Сбросил тонкие трапы у пристани ЛувраРимский осколок, старинной Лютеции —Тысячелетие людского разгула…Висит аромат – любви и разврата,Счастливы все от каштанов до арокБыть здесь свободным – просто приятно,Быть здесь влюбленным – просто подарок!А по Конкорду ходят арабы,На Елисейских, бродят цыгане,Гранд опера изогнулся ухабом —Изящным напыщенным и музыкальным!И в винегрете людского веселья,Париж искупается в сумраки ночи,А утром забыв о вчерашнем похмелье —Станет он, как дитя – вновь непорочным!

Как вам такие стихи? А? Понравились? Мне бы хотелось вот услышать ваше мнение? Просто, как человека? А? Только честно!

Маленький с удивлением кивнул головой и ответил:

– Это ж, что ж, ваше?! Мило, очень мило! Право скажу, не ожидал! Не ожидал. Не зря, я вижу, моя дочь в вас влюбилась. Есть вкус у девочки. Не такая уж вы и бездарность. Но, впрочем. Один стишок еще ничего не говорит! Как насчет моего предложения?

Щукин задумался. Закурил сигарету. Пауза повисла противной тишиной. Вилор вновь глотнул коньяка и поморщился. Маленький с нетерпением ждал его ответ, постукивая по подлокотнику пальцами. Наконец Щукин произнес: