Падшие
Шрифт:
— Это стоило того, — говорю я ему.
Я осторожно встаю, напрягая мышцы, испытывая дискомфорт, и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Я не вижу кровотечения из его раны, но это не значит, что он не испытывает боли.
— Что насчет тебя? — спрашиваю я его. — Оно того стоило?
Слабая улыбка расплывается по его лицу. Я сомневаюсь, что это осознанно... он, вероятно, понятия не имеет, насколько потрясающе красив, когда так улыбается. Это может показаться странным, но это правда. Он прекрасен в своей жестокости, как и большинство по-настоящему опасных творений «Матери-Природы».
— Да, — отвечает он. — Стоит гораздо большего.
Это заставляет меня улыбнуться,
— Эй, злая девочка?
— Да?
Обалдеть. Теперь я откликаюсь на это имя. Зет одаривает меня одной из своих фирменных улыбок — «Я-такой-мудак».
— Просто чтобы ты знала, — говорит он. — Ты очень хороша в этой игре.
Глава 12
Слоан
Первый день на работе после возвращения.
6:14 утра.
Абсолютно идеально, черт возьми.
Поскольку после аварии мою машину отбуксировали на стоянку, Зет вызвал Майкла, чтобы он отвез меня на работу. Бедняга вел машину как сумасшедший, но все же... даже ранним утром движение в Сиэтле — это с*ка, а теперь я опаздываю.
Слоан «До-Зета» сейчас теряла бы хладнокровие, но, когда вхожу в двери Св. Петра, новая я, которая идет на риск и делает вещи, которые могут привести в тюрьму, не так уж обеспокоена. Четырнадцать минут в истории моей врачебной практики. Четырнадцать минут никого не убьют. Слабый голос Пиппы звучит в моей голове, выражая свое неодобрение — четырнадцать минут могут кого-нибудь убить. Если произошел несчастный случай, а ты опоздала на работу, и помочь было некому…
Я обрываю бессмысленный монолог в своей голове, роюсь в шкафчике и достаю чистую форму. Резинка для волос, чтобы заплести волосы, дезинфицирующее средство для рук в кармане, балетки сменила на кроссовки, и доктор готов к работе. Запихивая одежду в шкафчик, замечаю оранжевый конверт, торчащий между расческой и банкой «Ред Булл» на верхней полке. Работа в больнице, в каком-то смысле, очень похожа на среднюю школу, — много драмы, люди спят с тем, с кем не должны, и когда мы хотим передать друг другу записки, мы запихиваем их через вентиляционные отверстия в шкафчиках друг друга. Или, скорее, другие люди запихивают записки в чужие шкафчики. Я никогда раньше не передавала и не принимала записки таким образом. Беру конверт и засовываю его в карман брюк. Может быть, я найду минутку, чтобы прочитать его позже после того, как попытаюсь незаметно проскользнуть в отделение неотложной помощи.
На самом деле, никто не комментирует мое опоздание, потому что, когда прихожу, в отделении царит хаос. На полу растекается лужа крови, и три медсестры пытаются прижать пациента, — молодую женщину, которую тошнит кровью, и одновременно она бьется в конвульсиях.
— Доктор Ромера, у Вас есть минутка! — кричит медбрат, изо всех сил стараясь не дать женщине размахивать руками. Если у женщины припадок, стандартной процедурой является поддержание головы и оставление конечностей в покое, но эта женщина лежит на каталке. Она может сломать руку, если ударится о рельсы каталки.
Я бросаюсь к пациенту, хватаю фонарик. Когда направляю свет в глаза женщины,
— Кто-нибудь брал анализ крови? — спрашиваю я.
— Сомневаюсь, что у нее что-то осталось! — ворчит медбрат, это Пол, один из старейших сотрудников больницы Св. Петра. — Мы пытались, но не можем ее обездвижить.
— Давно у нее приступ?
Во время потасовки появляется парамедик, ее лицо забрызгано кровью. Похоже, она в шоке; узкая желтая полоска поперек правого верхнего кармана для обычного человека может показаться частью ее униформы, но для меня это означает, что она на испытательном сроке.
— Четыре минуты в карете скорой помощи. Она... она жаловалась на боли в животе, а потом ... я не ... там было так много крови!
Я оглядываюсь в поисках напарника девушки, но никого не вижу.
— Где ваш старший фельдшер?
— Я не... я не знаю. Она побежала в туалет, как только мы доставили пациентку сюда.
Я думаю, как мне поступить.
— Ладно, как бы там ни было, ее припадок длится слишком долго. Введите десять кубиков фосфенитоина. Нам нужно перевести ее в радиологию. И посмотреть, что происходит внутри. Мэм? Мэм? — Не получаю ответа. Не то чтобы ожидала, что она ответит. Тем не менее, я должна была попытаться. — Мэм? Вы принимали какие-нибудь лекарства?
Ничего.
— Что у тебя?
Внезапно появляется Оливер, помогая одной из медсестер, которая пыталась схватить женщину за ноги. Мгновенно меня переполняет чувство облегчения. Одно дело оказаться в сложной ситуации после долгого отсутствия на работе, совсем другое дело, когда кто-то умирает у вас на руках в течение первых трех минут смены.
— Рвота кровью. Сильные судороги. Может быть, Вильсон (прим. пер.: Болезнь Вильсона-Коновалова — врожденное нарушение метаболизма меди, приводящее к тяжелейшим поражениям центральной нервной системы и внутренних органов), — говорю я.
Возвращается медсестра с фосфенитоином и закатывает рукав женщины, чтобы найти вену. Мы все в полном шоке, когда видим заполненные жидкостью волдыри на коже женщины.
— Это не Вильсон, — тихо говорю я.
Поднимаю рубашку, на животе тоже волдыри. Они повсюду. Формируется прямо на моих глазах. Нет, это не болезнь Вильсона. Это намного хуже.
— Все, надеваем защитные костюмы. Прямо сейчас — кричу я. — У нее химическое отравление.
Суть химического отравления заключается в том, что, начиная с одиннадцатого сентября, всякий раз, когда случается что-то подобное, небольшая часть вашего мозга немедленно начинает сигнализировать: «ТЕРРОРИСТИЧЕСКАЯ АТАКА! ТЕРРОРИСТИЧЕСКАЯ АТАКА!» используя огромные заглавные буквы. Репортеры часто делают то же самое.
К моменту смерти нашего пациента перед больницей Св. Петра уже стоят четыре новостных фургона. Наннетт Ричардс было всего двадцать шесть лет, она только что получила степень магистра морской биологии и, по-видимому, собиралась в аэропорт, чтобы навестить своего парня во Флориде, когда потеряла сознание, заезжая на заправочную станцию в трех милях от аэропорта.
Вероятно, было бы меньше паники вокруг смерти Наннетт, если бы медперсонал, доставивший ее и проводивший реанимацию «рот в рот», сразу же не начало рвать кровью. Сейчас, кажется, что вся больница разваливается на части. Приказ о закрытии был издан тридцать минут назад, после чего четыре медсестры пришли и конфисковали наши сотовые телефоны, чтобы избежать «ненужной паники среди населения», если мы решим рассказать членам нашей семьи или близким что-то, что может быть вырвано из контекста.