Падший враг
Шрифт:
Мое сердце все еще не в порядке, когда Рене, Рахим и Слоан поднимают глаза, чтобы посмотреть на что-то позади меня. Их рты коллективно отвисают.
— Что? — Я вздыхаю, оборачиваясь. И вот он снова. Арсен Корбин, на этот раз крупным планом. Красивый, да. Так же, как и действующий вулкан. Очаровательный с безопасного расстояния, но не то, к чему я хотела бы прикоснуться. И теперь я это вижу. Единственный признак разбитого сердца. То же самое я вижу каждый день в зеркале. Его глаза, когда-то острые, знойные и полные сардонического смеха, теперь тусклые
— Привет! — Слоан приветствует его ярко, как будто не он только что попросил меня рассказать о нем. — Мистер Корбин, очень приятно наконец-то встретиться...
— Миссис Эшкрофт. — Голос Арсена бархатный. — За мной.
Я не намерена устраивать ему драму, которой он жаждет. Я уже видела самодовольную ухмылку этого человека, когда он поджаривал меня в Италии. Я встаю и иду за ним, слегка пожимаю плечами по пути к выходу. Нет необходимости вызывать подозрения у других актеров.
— Куда? — спрашиваю я, когда мы пересекаем сцену и направляемся к гримеркам. — Ад?
Его спина мускулистая и стройная. Очевидно, что он по-прежнему активен, спортивен, тренируется. У меня разбито сердце. Бьюсь об заклад, он отлично проводит время.
— Точно нет. Это моя естественная среда обитания, и тебя не приглашают в мой дом.
— В таком случае, оставь меня в покое, — откусываю я.
— Боюсь, я тоже не могу этого сделать.
Он останавливается у одной из раздевалок и толкает дверь. Он жестом предлагает мне войти внутрь первой. Я колеблюсь. Арсен не из тех, кто физически нападает на женщину — не из тех, кто пачкает свои драгоценные руки миллиардера, прикасаясь к такой простачке, как я, — но я знаю, что его слова могут быть более смертоносными, чем кулаки.
Он наблюдает за мной со смесью нетерпения и любопытства. Теперь, когда мы рядом и одни, его равнодушная маска спадает на несколько дюймов. Его челюсть сжата; его рот повернут вниз. Я понимаю, что последние месяцы были для него непростыми. Он держит свои эмоции исключительно близко. Я впервые считаю, что мы в одной паршивой лодке. Что, если мы оба несчастны, а он просто лучше скрывает это?
— Хочешь особое приглашение? — сухо спрашивает Арсен, когда я не пытаюсь войти в комнату.
— А ты бы пригласил? — весело спрашиваю я, зная, как сильно мой акцент действует ему на нервы.
Он усмехается.
— Я предлагаю покончить с этим как можно быстрее. Никто из нас не хочет продлевать это, и по крайней мере у одного из нас сейчас есть лучшие места.
Я вхожу в раздевалку. Он закрывает дверь. Место крошечное и битком набитое. Моя спина прижимается к туалетному столику, заваленному косметикой. Открытые баночки с фиксирующей пудрой, тенями для век и кистями. Сломанные помады разбрасываются, как мелки. Под ними спрятаны пачки писем от фанатов и поздравительные открытки.
Арсен теснит меня. Я не знаю, делает ли он это намеренно, или он просто слишком физически импозантен для этой обувной коробки. Тем не менее, он стоит достаточно близко, чтобы я могла почувствовать
— Тебе нужно уйти, — решительно говорит он.
— Ты сам попросил меня прийти сюда. — Я скрещиваю руки, намеренно притворяясь тупицей.
— Хорошая попытка, деревенщина. — Он стряхивает невидимую грязь со своего кашемирового свитера, как будто его присутствие здесь грязно. — Ты уволена, это вступает в силу немедленно. Ты получишь компенсацию за твое…
— Ты не режиссер и не продюсер. — Я вскрикнула, гнев поднялся в моей груди. — Ты не можешь этого сделать.
— Я могу и делаю.
Я выставила ладони вперед, толкая его. Он не шевелится. Просто смотрит на меня со скучающей жалостью на лице.
Боже. Я физически прикоснулась к нему. Это ведь не нападение? Я родом из места, где пощечина в лицо, в правильном контексте, понятна, даже оправдана. Жители Нью-Йорка, однако, придерживаются других правил.
Но Арсен не выглядит так, будто ему грозит потеря сознания или вызов полиции. Он вытирает ворсинки там, где только что были мои руки.
— Позволь напомнить тебе, миссис Эшкрофт, что Калипсо-холл принадлежит мне. Я могу сказать, кто останется, а кто уйдет.
— Могу я напомнить тебе, мистер Корбин, что меня нанял твой директор Лукас Мортон. Мы подписали контракт. Я не сделала ничего плохого. Премьера спектакля состоится через две недели. Актриса второго плана еще даже не выучила всю пьесу. Ты не сможешь вовремя найти достаточную замену.
— Всех можно заменить.
— Это так? — Я выгибаю бровь, зная, что мы оба думаем об одних и тех же людях. Люди, которые оставили вопиющие дыры в наших сердцах.
— Да. — Его ноздри раздуваются. — Каждого.
Я не могу потерять эту работу. По слишком многим причинам.
— Но не Нину. — Мой голос падает, когда я встречаюсь с ним взглядом. — Нина — действие, которое бывает раз в жизни. Я знаю, что ты, вероятно, не читал «Чайку»…
— Влюбленная, невежественная деревенская девушка, отчаянно пытающаяся стать частью мира, которому она не принадлежит? — спокойно спрашивает он, его голос сухой, как пустыня Сахара.
Ну, тогда, я полагаю, он действительно читал это.
Он хватается за мой подбородок и закрывает мне рот таким мягким движением, что я не могу до конца поверить, что он действительно прикоснулся ко мне.
— Не смотри так удивленно, деревенщина. Моя бывшая школа-интернат — неофициальная кормушка Гарварда и Йельского университета. Я выучил их все. Англичане, русские, греки. Даже те немногие американцы, которым удалось проникнуть в мировую известную литературу.
Я почти забыла, какой он ужасный. Снисходительный, покровительственный и, что хуже всего, - радующийся этому. Потом я вспомнила последнее, что он сказал мне, когда мы были в морге. О том, что я была золотоискательницей, которая, вероятно, была рада избавиться от своего богатого мужа.