Падший
Шрифт:
— Ну, и зачем ты за мной увязалась? — внешне довольно лениво поинтересовался я, когда с обедом было покончено, а посуда помыта и убрана. — Только из-за того, что мы с тобой эти… как их там… попаданцы? Ну, так это неправильно. А вдруг я какой-нибудь негодяй и убийца или вообще педофил?
— Ты не педофил, — медленно и чуть нахмурившись проговорила Алина. — А то, что убийца… так кто из нас без греха?..
Она сидела напротив меня, на лошадиной попоне, скрестив по-турецки ноги. Не слишком привычная поза для женщин этого мира, но для земных попаданок, да ещё и таких, кто, к примеру,
Я смотрел на неё из-под прищуренных век, привалившись спиной к какому-то дереву, изображая наевшегося до отвала и потому благодушно и иронично настроенного господина.
Наблюдать в таком состоянии за чужими реакциями, особенно женскими — дело нехитрое. Дамы на такое часто ведутся, считая своё положение заведомо более выигрышным. А зря.
Моя спутница сейчас явно злилась, хотя и всячески пыталась это скрывать. Я, к слову, уже успел определить главный «вторичный» признак перемены её настроения — тот самый цвет глаз, который никак не мог уловить в предутренних сумерках.
В спокойном состоянии её глаза были просто синими, в расслабленном становились светлее, в слегка возбуждённом — ярче. Когда их хозяйка нервничала, темнели. А когда злилась (вот как сейчас), приобретали аметисто-сапфировые оттенки. Примерно такие, какие были у «драконовых дщерей» с их «фиолетовой гетерохромией на правый глаз».
Именно в эти мгновение глаза моей нынешней спутницы до удивления походили на те, что могли быть у Рейны, если бы после памятной ночи близ Сежеша они бы приняли не изумрудно-зелёный цвет, а аметисто-фиалковый. С чем связана эта схожесть, я не понимал, но в психологическом плане это был явный плюсик в пользу Алины. По крайней мере, мне теперь становилось сложнее искать в ней какой-то подвох, препятствие, чтобы поверить тому, что она говорит…
— За тобою, как ты говоришь, я увязалась по трём причинам. Первая — там, в Шаонаре, ты не дал мне упасть. Просто так, без какой-либо мысли, без рассуждений, на автомате, а для меня это дороже любых подарков и обещаний. Вторая — ты сделал то, о чём я мечтала пять долгих лет — уничтожил Империю и императора. И, наконец, третья — я просто хочу вернуться домой.
— И ты полагаешь, я сумею помочь? — усмехнулся я, отрываясь от дерева и усаживаясь, как и она, по-турецки.
— Уверена. Потому что вдвоём это сделать легче.
— Легче вернуться? — уточнил я на всякий пожарный.
— Да. Потому что я знаю, как это сделать, но одной мне не справиться. А ещё у меня есть это!
Она сунула руку себе за ворот и вытащила оттуда висящую на шнурке «пирамидку с глазом». Точно такую же, какую мне предлагал купить в своей лавке Абдулазиз. Только не красную, как в моём случае, а зелёную.
— Откуда она у тебя? — пробормотал я внезапно осипшим голосом.
— Купила, — пожала плечами Алина.
— А торговца звали…
— Абдулазиз.
— И это случилось…
— В Петре.
— В Петре? Не в Тартусе? — поднял я бровь.
— Да. В Иордании. В их знаменитом городе с храмом Эль-Хазне, вырезанном прямо в скале. Мы с мамой там в турпоездке были.
— А твой отец?
— Что мой отец?
— Он с вами не ездил?
Алина вздохнула:
— Я его никогда
— Он что, вас бросил?
— Нет, он нас не бросал, — покачала головой девушка. — Мама рассказывала… он служил в какой-то особой организации. Постоянно ездил в командировки… В последнюю он уехал за полгода до моего рождения… И пропал без вести.
У меня неожиданно защипало в глазах:
— Да. Такое бывает. Сочувствую.
— Кто-то, конечно, может решить, что она всё придумала, — словно не слыша меня, продолжила спутница. — Что всё это, чтобы я не считала отца негодяем, просто сбежавшим от нас, бросившим жену и ребёнка… Но я-то ведь знаю, что это не так. Что это совсем не так!
Она подняла на меня взгляд.
Я молчал.
— У меня мама очень красивая женщина. Красивая и богатая. Она легко могла завести другого мужчину, мужа или любовника. Но за пятнадцать лет, что мы жили вместе, она ни с кем не сошлась, ни единого раза, хотя претендентов хватало. Все эти года она ждала, что отец вернётся. Мама не верила, что он умер.
— А кто она, твоя мама? Чем она занимается? Ну, кроме коневодства?
— Лошади — просто хобби. А вообще у неё крупная консалтинговая фирма. Она консультирует все деловые структуры Поволжья. И, кстати, она испанка по происхождению. Причём, как мне кажется, из аристократов. С отцом они познакомились в Аргентине. Он уговорил её переехать в Россию, она согласилась.
— А почему ты решила, что твоя мама аристократка?
— А из-за имени. Полное, оно очень длинное. Рената Доминга Рохас Пико Дестино дель Сальдо Колина де Коносименто.
Я засмеялся:
— И это так в паспорте и записано?
— В заграничном — да, всё целиком. В российском — только Рената Доминга Рохас. Даже не знаю, что с ней теперь. Жива ли?
— Жива, жива, не волнуйся, — успокоил я бывшую невесту Ашкарти. — Пока мы помним и думаем о своих близких, они живы и ждут нас. Сколько ты с ней не виделась? Шесть с половиной лет?
— Да.
— Расскажешь, что с тобой было здесь?
— Расскажу. Но только и ты рассказывай.
— Договорились. Рассказывать будем по очереди. Пять минут ты, пять минут я, и дальше по новой. Согласна?
— Согласна. Но только, чур, ты первый.
— Да не вопрос.
— Тогда начинай.
— Ну, слушай… Прибыл я, значит, в Тартус в командировку. Военным бортом…
Мы говорили минут, наверное, сорок. А после продолжили. Только уже верхами, в дороге, когда снова двинулись в путь.
Я почти ничего не скрывал. Рассказывал спутнице и о том, как попал сюда, и о том, как встретил здесь Алму. Как поклялся отомстить за неё. Как угодил на каторгу. Как смог убежать оттуда через болото и Гиблый лес. Как встретил Тура, Лику, Рейну, Аршафа. Как вытребовал желание у «живущего под горой» бесформенного. Как стал командором большой баталии в Драаране. Как спасал Рейну в Сежеше и как потом она спасала меня. Как мы сражались с имперскими корпусами. Как бился в арладарском дворце с императором и его альтер-эго. Как предал своих друзей и любимую женщину, поверив фантомам. И как теперь, во что бы то ни стало, хочу отыскать её «среди пространств и веков»[1]…