Пагуба
Шрифт:
— Это ворожба на меня? — спросил Лук, оглядывая странный рисунок: в одной большой окружности таились двенадцать кругов поменьше, каждый из которых пересекался линией, сходящейся с другими под трупом девушки.
— Нет. Твоего круга тут нет, — раздраженно рассмеялся Харава и поднял лицо вверх. — Как же я соскучился по настоящему небу.
— А какое оно? — сдвинул брови Лук, поднимая глаза к кирпичному небосводу.
— Синее, — ответил Харава. — Как глаза у твоей приемной матери.
— Куда ты пойдешь? — спросил Лук.
— К морю, — ответил Харава. — Люблю море.
Глава 16
НАМЕША
Намеша
В Намеше была самая благодарная публика. Не слишком богатая, но радующаяся каждому выступлению. Курант старался попасть в город ближе к осени, в последние дни лета, потому как именно в северной крепости Намеши находились знаменитые палаты школяров, где отпрысков знати со всего Текана обучали истории, риторике, фехтованию, математике и каллиграфии. Выбивали, как говорил Курант, из самодовольных маменькиных сынков дурь и спесь. В конце первого летнего месяца они, разряженные по последней моде, прибывали в Намешу, все лето готовились или, как чаще всего бывало, не слишком готовились к испытаниям, потом проходили или не приходили их и ударялись в загул, который совпадал с осенней намешской ярмаркой и выступлениями циркачей, среди которых труппа Куранта была самой востребованной. Теперь же, когда до осени было еще далеко, отпрыски знати только собирались в городе клана Крыла. Как раз в качестве одного из таких молодых арува и рассчитывал въехать в Намешу Лук.
На рынке у перекрестка близ Араи торговцев было немного. Лук замотал голову платком, оставил в перелеске лошадь, прошелся между рядами и выторговал роскошный туварсинский жилет с золотой вышивкой, туварсинскую же шапку, подобную которым Курант с усмешкой называл горшком с плоским дном, атласные шаровары и прикупил к ним изрядное количество шнуров и лент, из которых еще лет пять назад Нега научила его сплетать праздничные пояса и подвязки. Уже через половину дня из леса на ведущий к Намеше тракт выбрался самодовольный увалень из Туварсы — одежда Лука сияла и переливалась, ножны, рукоять меча и сбруя были перевиты лентами, почерневшие глаза смотрели вокруг с презрением и ленью. Не хватало слуги.
Отыскался он только за два десятка лиг до Намеши. Лук зашел перекусить в придорожный трактир и приметил юркого служку. Получая от хозяина зуботычины и пинки, тот метался по заведению, как залетевшая под крышу птица, и не только успевал обслужить всех гостей, но и не стирал с лица добродушной улыбки.
— Он твой отец? — спросил служку Лук, когда тот принес ему блюдо тушеных овощей.
— Нет, — расплылся в улыбке кучерявый паренек, вряд ли намного старше самого Лука. — Он всего лишь добродушный благодетель, который пригрел постылого дальнего родственника-сироту.
В самом деле, на запястьях у паренька не было рабских меток.
— Ты луззи? — спросил его Лук, когда он притащил блюдо с
— Когда я смотрю на этот ярлычок, — служка похлопал по рубахе, под которой угадывалась деревянная бирка, — мне кажется, что я обедневший арува. Но в остальное время я вполне себе луззи. А иногда, — парень заговорщицки зашептал, — я чувствую себя постылым рабом! Там, на кухне, заправляет жена хозяина. Она отлично готовит, но во всем остальном… Хозяин рядом с нею просто добряк из добряков!
— Харк! — заорал в остервенении трактирщик. — Ты застрял там или как? Что я говорил, делать все бегом! За что я тебе плачу деньги?
В следующий раз Харк оказался у стола Лука только через десять минут. Он улыбнулся гостю, налил в кубок легкого вина и собрался уже уходить, когда Лук снова спросил его:
— И много тебе платят?
— Сколько бы ни платили, — поклонился гостю Харк. — Матушка, когда была жива, отучила меня жаловаться.
— Вот, — протянул служке серебряный Лук. — Рассчитай меня и возьми себе за хлопоты.
Харк примчался через минуту. Высыпал на стол горсть медяков и тут же подсчитал, сколько Лук должен заплатить и сколько трактир должен ему сдачи. Себе Харк не взял ни гиенской чешуйки.
— Почему? — не понял Лук.
— Возьму много — обижу, — пожал плечами Харк. — Возьму мало — обижу себя.
— Сколько тебе лет? — спросил Лук.
— Восемнадцать, — улыбнулся Харк.
— То есть ты уже сам можешь определять собственную жизнь? — уточнил Лук.
— Могу, — хмыкнул служка. — Уже год как могу. Только нечего мне определять. Дом родителей отошел к хозяину, потому что он вроде бы погасил какие-то их долги. А все прочее мое имущество на мне.
— Харк! — снова заорал хозяин.
— Вот, — положил на стол еще один серебряный Лук. — Это моя благодарность и задаток. Я еду из Туварсы в Намешские палаты и хочу нанять тебя слугой. Буду платить два серебряных в месяц. Если не удержусь в Намеше, то заплачу пять серебряных отступных. На эти деньги можно наняться подмастерьем в любую мастерскую.
— Харк! — еще громче заорал хозяин.
— Если ты хочешь изменить свою жизнь, — Лук встал, — то тебе нужно всего лишь громко при посетителях сказать твоему дяде, который, как я успел заметить в прорехах твоей рубахи, иногда орудует плетью, что ты уходишь от него. После этого он будет тебе уже только дальним родственником. И если он позволит себе лишнее, я бы на твоем месте воспользовался этим и оставил метку на его скуле. Я жду тебя на улице. У тебя есть минут пять.
Харк выскочил из трактира под раздающийся из его окон хохот посетителей, рев хозяина и чей-то визг. Показал разбитые костяшки на обоих кулаках и восторженно выпалил:
— Метка получилась на носу. На двух носах. Хозяйке тоже досталось, еще бы, она выскочила со скалкой. Кстати, отметки на моей спине — ее рук дело.
— Садись, — похлопал по крупу лошадки Лук. — И поспеши, я очень боюсь женщин, тем более со скалками. Звать меня будешь господин Кай.
Уже на окраине Намеши Лук купил Харку две смены белья, простую, но добротную одежду из лучшего конопляного полотна, крепкие сапоги и пояс, к которому был пристегнут кожаный кошель. Харк сиял, как начищенный углем медный чайник. А когда Лук выторговал у корзинщика десятилетнего осла, Харк прослезился. Он зашмыгал носом и воскликнул: