Палач
Шрифт:
Сердце вдруг забилось как бешеное. Собака подняла голову и посмотрела на меня.
– Ничего, – хрипло сказал ей, не глядя. – Прорвемся…
Но чувствовал я себя неважно. Вспотел, ноги не слушались… Осторожно ступая меж решетками выбитой калитки и стараясь не наступать в бетонную пыль, зашел во двор. Кое-как, на деревянных ногах, доковылял до крыльца.
Долго собирался, но все же протянул руку. Опа. Заперто.
Я несколько раз поднимал и опускал руку, так и не решившись постучаться. Неужели они до сих пор внутри?
Пускаясь
Но я не придумал, что буду делать, когда посмотрю ей в глаза.
Собака взглянула на меня и коротко гавкнула.
Я поднял руку и постучал.
Когда за дверью раздались шаги, я вздрогнул. До последней секунды надеялся, что в доме никого нет и эта встреча случится позже.
Собака завозилась у ног и спрыгнула с крыльца. Она зарычала, обнажив клыки. Я тоже сжал зубы до боли в деснах.
Глазок на секунду потемнел, клацнул замок, и дверь медленно открылась. На меня из глубины темного коридора смотрело дуло автомата.
– От двери два шага назад, ствол на землю, руки вверх, – скомандовал спокойный мужской голос.
Только я собрался исполнить его приказ, как собака не выдержала и громко залаяла, припадая от злости передними лапами к земле.
– Сзади! Отойди! – рявкнул хозяин дома.
Я увидел, как ствол дернулся вбок и вниз и заорал, подняв руки:
– Стой, это моя собака!
От удивления мужик опустил автомат:
– Ты шутишь? Они же дикие?
– Нет, эта моя.
– Обалдеть… В первый раз такое вижу. Ну, заходите, коли так. Как ее зовут-то? О, как скалится… Ну, сам зови.
Я обернулся и махнул рукой:
– Давай, Рыжая, заходи.
Собака уже и сама успокоилась, поняв, что ее не собираются убивать.
– Так ее Рыжая зовут?
– Да, – сказал я. – Рыжая.
Я вошел в дом, собака осторожно переступила порог и уселась у моих ног, тесно прижавшись. Теперь главное не подать вида, что я сам знаком с Рыжей полчаса и еще не знаю, чего от нее ждать.
– Ну, проходите.
– Сиди тут, поняла? – наказал я собаке, совсем не уверенный, что она меня послушает.
Но Рыжая спокойно улеглась у двери и даже чуть махнула хвостом.
– Вот это да! – восхищенно воскликнул мужик. – Ну, давай же заходи…
Короткий коридор был совсем без мебели. Я следом за хозяином прошел в маленький холл с тремя белыми остекленными дверями на каждой стене. Тут горел свет – большая керосиновая лампа висела на завитке бра.
Я смог нормально рассмотреть хозяина дома.
Лет пятидесяти, среднего роста, чуть ниже меня. Крепкие покатые плечи выдают большую физическую силу. Руки и плечи мускулистые, но под одеждой небольшой животик – не голодает. Только сейчас я заметил, как по-домашнему он одет – вытянутая майка, спортивные трикотажные штаны с «коленками» и шлепанцы на босу ногу.
Голова большая, как у медведя. Да он и сам как медведь: лохматые черные
Он тоже внимательно разглядывал меня при свете лампы, потом подмигнул и спросил:
– Что, брат, несладко тебе пришлось, я смотрю? Сколько часов на ногах-то уже?
– Да скоро двадцать. Ничего, нормально.
– Ого! Есть хочешь?
– Очень. – Я полез было в рюкзак. – У меня тут есть кое-что…
– Свое съесть успеешь, – остановил меня хозяин дома. – Ты давай вот что. Умойся иди, а я пока на стол накрою, лады?
– Спасибо.
– Спасибо потом скажешь, как брюхо набьешь… Иди в ванную, как раз воды нагрел, думал стирать буду… Ты вовремя.
– Неудобно…
– Неудобно чушкой ходить – чесаться начинаешь. А воды я еще нагрею, колодец во дворе. Давай не стесняйся. Полотенце на крючке, мыло и шампунь на полке. Потом на кухню приходи, по запаху найдешь.
Он вышел, оставив мне лампу. Парящее ведро кипятка стояло на полу рядом с сорокалитровым бидоном с холодной водой. Я искупался и сполоснул термобелье – оно высохнет за пару часов. У зеркала пригладил пятерней волосы и пошел на кухню. Хозяин не обманул – запах тушенной с овощами зайчатины не дал ошибиться. Рыжая уже утробно урчала, уминая кашу с той же зайчатиной. Кости так и трещали на белоснежных клыках. Все-таки здорово, когда у тебя есть собака.
Хозяин суетился возле накрытого стола. Я окинул взглядом кухню. Просторная, квадратов двадцать, не меньше. Кухонный гарнитур из белого пластика переделан уже после Кары – вместо газовой плиты хозяин втиснул дровяную печь. Самоделка, но сделана очень аккуратно. И грамотно – дымовая труба выведена в вентиляционное отверстие. Посередине кухни стоял большой овальный стол. На одной половине хозяин уже расставил тарелки с едой, от одного вида которой у меня рот наполнился слюной. Зайчатина, квашеная капуста, салат из свеклы и лука, жареная, еще дымящаяся картошка и горка зелени на разделочной доске. Рядом, как точка в законченном предложении, – запотевшая бутылка с прозрачной жидкостью.
– Ну, будем знакомы! – сказал хозяин дома, вытер руки полотенцем и протянул мне широкую крепкую ладонь. – Коновязов Антон Иванович.
– Сергей… Сергей Плавченков.
– Очень приятно. Ну, садись. По маленькой?
– Можно, – сказал я, усаживаясь на табурет. Мебель в кухне была под стать хозяину – основательная, крепкая.
Антон Иванович положил мне в тарелку всего понемногу и разлил по стаканам из бутылки.
– Смотри осторожнее, – предупредил он и подмигнул: – Самогончик свойский, двойной перегонки. Язык не обожги, я не разбавляю… Ну, будем!