Палач
Шрифт:
– А нас-то с чего в расход пускать? Вроде бы наоборот, готовы помощь оказать, по служебной лестнице на самый верх выдернуть.
– Потому что это уже не карьерные игры, это уже политический расклад. А в политике лишние знания никогда тихой спокойной жизни не способствовали.
– Может, отказаться? Пока не поздно?
– Дурак ты, убивец. Под потолок вымахал, а мозги на войне так и не заработал. Куда нам с арены бежать? Тебе под трибунал, мне с позором на пенсию?.. Но ты, как протрезвеешь, о другом подумай. Нам, чтобы реальную работу выполнять, вожжи чуток подотпустили. Вынуждены свободу предоставить, чтобы дерьмо в Городе
Клаккер почесал нахохлившегося зверя и хмыкнул:
– Проще тогда свою собственную армию собрать. Пушкарей, кавалерию, пластунов для ночных вылазок. И объявить независимость.
– Перевешают. Как только набор объявишь. А вот «меченых» для дела обучить дадут. На этом и сыграем, убивец. Мы все же не прихлебатели из Департамента Порядка. Мы на земле работаем, людям жизни спасаем. Главное – грамотно от проблем прикрыться, подстраховаться на черный день. А уж дальше – куда кривая выведет.
Палач сгреб под мышку осоловевшего от еды крока и с трудом поднялся:
– Клетку ему построю. Думаю, если кормить от пуза, он кусаться перестанет. Посажу в кабинете вместо канарейки. Будет талисманом… А про будущие проблемы так скажу: знал бы заранее, во что вляпаюсь, лучше бы на каторгу. Там за корку хлеба убивают, это понятно. А не эти ваши заумные заговоры и вонючая политика. Я в этом ничего не понимаю.
– Я за тебя понимать буду, – вздохнул Шольц, – понимать и беспокоиться. Ты лишь с верными людьми не тяни. Счет уже на месяцы пошел… А клетку с нечистью себе в одно место засунь. Найду у себя в кабинете – обоих показательно четвертую… Бестолочь…
Глава 4
– У меня нет ничего для погонников, – процедил хозяин забегаловки, зло возя грязной тряпкой перед собой. – Ни пива, ни жратвы… Могу отрубей насыпать, этого добра в достатке.
Заглянувший на огонек с мороза палач удивился. Во-первых, его еще никто не награждал ехидным полицейским прозвищем. Как-никак, в определенном ведомстве Клаккер работал по контракту, умудряясь поддерживать неплохие отношения с кучей разношерстных криминальных элементов по всей Изнанке. Ловит здоровяк разнообразную гадость из Тени – и пусть себе ловит. То, что узнает, дальше по Городу не разносит, к руководству с докладами не бегает. Случай выпадет – стаканчик-другой с личным информатором пропустит, да и за свой счет налить не жмется. Вполне себе вменяемый головорез на службе правительства.
Это во-первых. А во-вторых, охотник за нечистью не мог припомнить, чтобы, продираясь через чужие подворотни, где-нибудь ненароком перешел дорогу плешивому коротышке, так нелюбезно встретившему припозднившегося посетителя.
– Я что, где-то на любимую мозоль наступил? – Клаккер попытался пошутить, но хозяин заведения дернулся, будто хлебнул уксуса.
– Вы все у меня – вот тут! – Покрытая облезлыми пятнами рука постучала по небритой шее. – Все тут, что унтера, что другие… Каждого корми, пои да еще скидку предоставь. Можно подумать, вы у меня близкие родственники.
– Ну, я никогда скидки не требую. – Бритый налысо бывший солдат попытался соорудить лучшую улыбку за день. На улице вовсю крутила метель, и хотелось чего-нибудь горячего и побольше. – Плачу серебром, не медью.
Грязный листок с кратким списком блюд демонстративно упорхнул под стойку, и коротышка процедил в ответ:
– Отруби. По золотому за миску. Только для тебя…
Клаккер постоял, перекатываясь с носка на пятку, и решил, что наглого урода лучше наказать деньгами. Тем более, что морду какому-то мелкому шулеру за непочтение бил еще вчера, и Шольц до сих пор срывается на крик, как только заметит высокую фигуру помощника. В следующий раз, так и быть…
– Сам отрубями давись, жлоб. Ноги моей больше в этом гадюшнике не будет.
Уже пнув входную дверь, палач замер в проеме, прислушавшись к отголоскам чужого дыхания. Где-то на грани, где явь и быль никак не могут решить, чьи это зыбкие сумерки заполнили окружающий мир. Развернувшись на каблуках, мужчина шагнул к еле освещенному углу и замер, разглядывая затянутый паутиной потолок. Потом приподнял руку и словно потянул что-то из воздуха, добывая нечто под свет фонарей. За прошедшую суматошную неделю охотник научился новым фокусам и с удовольствием выдергивал бродившую вокруг нечисть из невидимого для обычных смертных марева.
Рявкнул обрез, разметав картечью мелкие кости по всему залу. Аккуратно положив исходившую дымом гильзу в карман, Клаккер воткнул новый патрон и обернулся к взбешенному хозяину:
– Извини, намусорил. А с другой стороны, спас твою задницу от неприятностей. Забесплатно. Можешь благодарность в ратушу отправить. Я ее на гвоздик потом в сортире повешу. Буду читать и вспоминать добрым словом.
Не слушая чужое шипение, охотник вернул оружие на место и выбрался на улицу, напоследок от души шарахнув дверью. Испорченное было настроение легко сменило знак с минуса на плюс, и в новое здание службы Сыска Теней мужчина ввалился в отличном расположении духа.
– И творог не будешь? Ну, зажрался ты, брат.
Крохотная тварь приоткрыла глаз, посмотрела на подсунутую под самый нос ложку и смежила веки. Подумаешь – творог. Утром унтер приволок лично изловленную крысу, вот это – угощение. А творог… Как только люди могут есть эту белую гадость.
Дверь скрипнула, и в просторный кабинет ввалился охотник, захватив с собой с улицы отзвук мороза. Если бы кто попенял, что Клаккер последние полгода никуда не может входить медленно и важно, он бы удивился. Один раз ему на загривок с лепнины свалилось что-то клыкастое, сдохшее только после дуплета в пузо. И теперь палач в любое помещение попадал почти с разбегу, готовый еще с порога крутануться в сторону, паля изо всех стволов.
– Балуешь? Он скоро шире тебя станет, – беззлобно поддел начальника здоровяк, сбрасывая теплый полушубок в угол. Наступившие морозы вынудили повесить любимый брезентовый плащ в стенной шкаф. Теплая одежда не позволяла больше скакать по городу ошалевшей обезьяной, но охотник простегал изнутри овчину металлической сеткой в несколько слоев, благо богатырское здоровье позволяло таскать это подобие зимней кольчуги. И теперь походил на вставшего на задние лапы белого медведя, медлительного, но при этом все равно смертельно опасного.