Палач
Шрифт:
Сидевший на подоконнике Клаккер задумчиво грыз вяленую рыбину, прихлебывая из чайника перелитое туда пиво. Охотник успел к наступающим сумеркам пробежаться по городу, проверил все опасные углы и прибил в одном из подвалов нерасторопного «гостя». Последние две недели Тьма почти не появлялась в Городе, растеряв все свои силы в бойне на пустошах. Но, несмотря на тишину, бритый налысо мужчина не улыбался, а лишь все больше хмурился.
Сыщик, только что вернувшийся из поездки к очень большому начальству, бросил в угол кабинета фанерный чемодан, взгромоздил следом саквояж и устало рухнул на любимое кресло:
– Все,
– Это хорошо… К концу лета как раз обещали тебя на повышение взять. Поедешь на ту сторону, я на пенсию пойду. Гжелика мужа себе найдет, механик с пацаном мастерскую откроют… Тихие радости и ни одной дряни на улицах. Лепота…
Шольц добыл из тумбочки стакан, придирчиво рассмотрел его на свет и поставил на фарфоровую подставочку. Потом с подозрением втянул носом воздух и возмутился:
– Эй, убивец, ты что творишь?! Ты думаешь, что я теперь смогу чай из пивной посуды пить?
– Заварки все равно нет, – равнодушно хмыкнул Клаккер, вытрясая последние капли в распахнутый рот. Потом спихнул пахнущий дрожжами чайник на ближайший стул и спросил, думая о чем-то своем: – Тебе не кажется, что все неправильно?
– То есть если начальство на пару дней уехало по делам, вы даже неспособны заварки купить? Разгильдяи! – Сыщик демонстративно сунул нос в пустой стакан, потом до него дошел смысл сказанного, и начальник департамента насторожился: – Ты о чем?
– Я про Город… Посмотри, прошло чуть меньше года, а на улицах перестали убивать ночами. Люди уже забывают, каково это – каждый миг оглядываться за спину и шарахаться от любого темного угла… Еще чуть-чуть солнечных дней, и можно сказать, что Изнанка изменилась. Раз и навсегда.
– А как ты хочешь? Две огромные зачистки. После первой в Городе стало куда как лучше, вся гадость предпочла удрать на болота. А после второй – и нападать уже почти некому.
– И это неправильно… Не перебивай. Я сам еще не могу объяснить, что именно хочу сказать. Начнешь перебивать – мысль спугнешь…
Палач сполз с подоконника и начал расхаживать по кабинету, обхватив ладонями голову.
– Десятилетиями мы знали – твари злопамятны и убивают каждого, кто посмеет дать отпор. Твари – опасны, умеют прятаться, атаковать внезапно, используют кучу уловок. Выйти с ней один на один – это верный путь в могилу… И что теперь? Молодые унтеры набили руку и способны при помощи зелий и огнестрельного оружия прибить почти любую гадину, которая раньше безнаказанно вырезала целые бараки… Мы теперь по куску шкуры способны опознать любого чужака, в архивах перестали регистрировать неизвестных ранее монстров. Можно сказать, что мы вычистили всю дрянь с улиц, из подвалов и темных углов. Город сумел выздороветь, избавившись от мрачного наваждения.
– Похоже на то, – кивнул Шольц, с интересом разглядывая помощника. Для сыщика было в диковинку наблюдать, как его подчиненный пытается выстраивать логические схемы. Обычно Клаккер предпочитал действовать дробовиком или кастетом, а тонкие материи оставлял друзьям.
– Но это неправильно. – Палач остановился и крутнулся на каблуках, повернувшись к собеседнику лицом. – Мы забыли, что имеем дело с Тьмой. Мы выращиваем дома зубастую мелочь, богатеи водят многолапых тварей на поводках по набережной и хвастают, кто сколько заплатил за новинку с дальних ферм. Мы расслабились и считаем, что уже договорились с соседями о мирном сосуществовании. А кто против – на того натравят крепких парней и быстро наведут порядок. Раз-два, и снова тишина и спокойствие. И можно пенять полиции, что так же легко не выловили всех карманников или жуликов с привоза…
– Ты что-то нашел? – Сыщик устало вернул пустой стакан обратно в тумбочку и потер красные от недосыпания глаза. Поездка далась тяжело, приходилось вертеться ужом на раскаленной сковородке, чтобы ублажить любимцев Императора и не показаться умнее, чем положено чиновнику из заштатного захолустья. Сейчас бы домой, в теплую постель, и не вылезать из-под одеяла до завтрашнего обеда… Но если охотник раскопал что-то действительно неприятное, придется все бросать и бежать следом за ним. У Клаккера нюх на гадости просто феноменальный. – Ты вляпался в очередную кучу дряни?
– Я пока не знаю. – Мужчина прервал свой бег и замер рядом с картой города. – Просто мы можем думать о чем угодно, но вот с нами Тьма точно ни о чем не договаривалась… На улицах сейчас пять-шесть тварей, не больше. Но это – не те, привычные нам агрессивные бестии, готовые вцепиться в глотку кому угодно… Не-е-ет, это хитрые гадины, очень хитрые и осторожные. Они даже не ходят обычными тропами. Все, что мы наработали за это время, – бесполезно для поимки новых гостей. Они появляются, когда сочтут нужным. Они следят за каждым полицейским, чтобы не попасть им под руку. Они занимаются своими, непонятными для меня делами. И я думаю, что теперь мы добрались до настоящих кукловодов, которые раньше прятались за толпой диких сородичей… Как там Гжелика говорила? Не каждый способен думать? Для того чтобы научиться складывать вопли в осмысленные слова, приходится потратить столетия? Нашими усилиями удалось выпотрошить мелочь, и теперь стала заметна большая рыба.
– Так что ты волнуешься? Раз сумел их как-то заметить, значит, сможешь и поймать. Или прибить, чтобы не болтались без спросу, где не надо.
– Надеюсь. – Клаккер с сомнением достал из кармана огрызок вяленого хвоста и сунул его назад. – Но как ловить монстра, который умнее тебя, не представляю… И меня это действительно беспокоит…
Шольц посмотрел на захлопнувшуюся дверь, послушал удаляющиеся шаги и перевел взгляд на заходящее солнце.
– Замечательно. Он беспокоится, поделился с начальством высокими материями, а мне теперь до утра не спать, ворочаться и мучиться – как же быть дальше?.. Вот вредитель!..
Гжелика шла домой, размахивая холщовым мешком на веревочке. С теплыми днями вечерняя школа начала работать всего раз в неделю, и теперь у девушки появилось много свободного времени. Иногда она прогуливалась вместе с Веркером по набережной, иногда просто бродила по кафе, выставившим столики на мостовую. Слишком долго Гжелика пробыла взаперти в лечебнице и теперь впитывала окружающий сияющий мир всей душой, находя свою прелесть и в багровом закате, и в свете колючих звезд, и даже в шумящих за окном дождях.