Палач
Шрифт:
– По крайней мере, я имею смелость сказать это вам всем в лицо.
И последний гвоздь:
– Если кто хочет спросить, сейчас я отвечу.
Молчание. Долгое молчание. Обдумывание. О чем спрашивать? Они видели.
– Опоясанный сказал, что на слова ему хватает смелости...
Вот как! Он обращается к ним, не ко мне. Первой же фразой он вербует строй в свидетели.
– ...А хватит ли у Опоясанного смелости сделать такое?
Да, парень, в щитоносцах ты проходишь недолго. Быть тебе Судьей, если не кем похуже. Какие вопросы задаешь. С подтекстом. Говорить, мол, все горазды, а как делать, так палач. И что ответить?
Опоясанный поднимается в рост и глухо отвечает:
– Когда я командовал группой Дождь в Корпусе "Вирхамат", и мы взяли городок на западе за Колючими Краями, за Последним Хребтом, на улицах города происходило то, что обычно происходит в захваченных городах. Наши союзники из разных земель решили, что им позволено все. Тогда многим из нас приходилось делать то, что вы видели сегодня.
Против такого ни один солдат не возразит. Этот тоже не пытается. Кланяется, берет копье и уходит на свое место в строю. Все остальные отворачиваются, строятся. Больше вопросов не будет, по крайней мере, сейчас. Разговор, по их мнению, на какое-то время окончен. Опоясанный незаментно с облегчением выдыхает воздух. Завтра стражу заменят. Придут другие. Если в огромном Лесу завтра также произойдет убийство или иное насилие, уже другие поведут палача и его противника на Лысую Гору. Опоясанного тоже должны заменить, уже где-то через месяц. Скорее бы!
Медведь поворачивается к носилкам и спрашивает лежащего на них:
– Идти можешь?
– Да.
– Хочешь?
– Нет.
– Не возражаешь, что понесут привязанным, а то дорога сам видишь, какая?
– Не возражаю.
– Спи.
Отряд между тем уже выстроился и ровным мелким шагом выходит на дорогу вниз. Стянулись серые тучи, поднявшийся ветер несет пыль в лицо. Вот-вот посыплется дождь. Опоясанный поднимает большую косматую голову к небу: он помнил его утренним; где-то сейчас чистая синева?
И кто же из нас палач?