Паладин XXI века. Аномалия
Шрифт:
Я переоделся. Сели пить чай с наготовленными мамой блинами, под клубничное варенье и домашнюю сметану с рынка. Вкусности ароматно пахли, мгновенно забивали рот слюной. И чай соответствует – с душистыми горными травами, по целебным эффектам – конкурентами большинству дорогущих лекарств. Травки – целыми мешками нам откуда-то достает Николай Николаевич буквально за копейки.
– Лёвик, – начал дядя Коля, – ведь не зря ты маму взбаламутил! Колись, чего удумал? Чего слышал?
– Да что говорить то тут? Ничего такого…
Вроде как начал отнекиваться я. А затем сразу выложил всё. И что прочитал, произошло или приметил за последние дни.
– Ух! И глазастый ты! Уж прости меня! Здоровьем ты не вышел, а вот разумом Бог не обделил, не обделил! – сказал Николай Николаевич. При этих словах, набожный слесарь размеренно перекрестился.
– Не нравится мне енто, – произнес дядя Коля. Черные от солярки пальцы задумчиво почесали в затылке почти что лысину. Перхоть легким снежком осыпала его плечи, – Ты ведь ещё молодой… Не видел многого… А я повидал, – обстановка такая повсюдова… Не знаю даже как объяснить…
Сказал и призадумался. Рука нервно потерла нижнюю губу.
Мы с мамой с интересом ждали продолжения.
– Я плохо помню, сколько лет прошло. Да и ты Мария, бестолковая ыщщо была. Не разумела. Ведь знаете, перед развалом Союза, тоже что-то такое было… В воздухе носилось… Вроде и нормально всё… Ну не всё… Но… Точно не скажешь, что скоро старая жизнь рухнет… По другой колее поезд пустят. А старую взорвут. Так вот и тут так… Свербит в груди. Здесь!
Николай Николаевич, как в звучный барабан, похлопал себя кулаком по широким ребрам. После, мозолистая как копыто ладонь, шваркнула с размаху по столу. Подпрыгнула, звякнула посуда. Пролился чай. Николай Николаевич извинился.
А потом, продолжил:
– Предчувствие. И тогда тоже самое… Всё одно к одному. И хуже, и хуже… Аварии, Чернобыльская, как из клоаки террористы повылазили, армян тряхануло в восемьдесят восьмом, Спитакское землетрясение в цельную десятку баллов, Афганская война, дефицит, самолёт на Красную площадь пропустили, кино снимали – чернуху одну… Ведь как оно? Тогда только в Союзе бахнуло. Сейчас весь шар мировой в клозет спускается. Телевизор включать боюсь: вулканы, цунами, катастрофы, взрывы. Хорошо ентырнетом вашим не умею пользоваться. Вот не поверишь, Мария, – обратился он к маме, – страшно стало! Не за себя. Старый я уж… А за вас. За детей и внуков. Да и вааапче, за страну. И так сколько горя хлебнула… А вроде и мои устроены. А всё одно. Люди мы маленькие… Приходит беда – открывай ворота. Я человек старой закваски. А мы – хорошенько жизнью битые. Напасти и разруху за версту чуем! Смута грядет… Ишшо похлеще перестроечной. Такая, что Мишка Меченый в гробу от зависти шпинделем токарным извертится. Чтоб ему пусто было, паскуде продажной! Сдох он там или не сдох исщо, Иуда? Сверло ему шеснашку в трубу выхлопную. Хорошо так, до самых кишков загнать и провернуть раз на несколько. Чтоб требуху в колбасу ливерную.
Я содрогнулся, воочию представив процесс. Совершенно аполитичная мама неодобрительно поморщилась, покачала головой.
– Прости, Мария, – вновь извинился Николай Николаевич.
Но лоб дяди Коли нахмурился тяжёлой грозовой тучей, в коже пролегли глубокие расщелины морщин, а зубы скрипят несмазанными механизмами шаровой мельницы. Вспомнил, называется, больную для души тему, испортил сам себе настроение. Знаю его. Теперь весь вечер мрачный будет и вспоминать СССР.
Смутно помню, ещё о чем-то разговаривали. Но сытный ужин разморил. Спать хотелось так сильно, что остальное – пролетело мимо ушей.
Вначале, снилось как повергаю врагов налево и направо. А потом, едва проваливался в забытие, виделся один и тот же сон. Мерещился худой и весь в чёрном, средних лет человек. На узких плечах деловой костюм, под ним темная же рубашка. Тонкие угловатые черты лица похожие на лисьи. Кривая улыбка придает крайне хищное издевательское выражение.
Предшествующие тому сну события помнил почему-то всегда смутно, но внезапное появление брюнетистого незнакомца словно из неоткуда – крепко врезалось в нейроны мозга, будто события происходят наяву. Мы стоим друг на против друга. Человек стремительно протягивает руки. Ладони в чернющих перчатках рвутся к груди. Будто клещи вцепляются в мою обычную офисную одежду. Рвётся коричневый кардиган, голубая рубашка разлетается в клочья, майка трещит. Я ору от дикого ужаса, но не могу сделать ни шага. Пальцы чужака орлиными когтями устремляются к оголенной груди. Тварь пытается раскорябать, разломить косточки рёбер, ворваться в грудную клетку. Сердце отчаянно бьётся пойманной в клетке птицей. Я отбиваюсь изо всех сил. Но силы явно неравны. Потустороннее создание, почти не замечает сопротивления. Без особых усилий валит, прижимает меня к земле. С виду щуплая фигура наваливается бетонным блоком. Дышать становится неимоверно тяжко, будто грудь скованна чугунной цепью. В плоть впиваются длинные когти, прорвавшие перчатку. В лицо скрежещет неживой ледяной голос:
– Ты! Смертный!! Забрал! Моёёё!! Моёёё! Моооёёё! – и на последнем крике рот человека широко открывается, голос искажается, хрипит, как в дешевых динамиках, врубленных на полную мощь. Челюсти выворачиваются из суставов на 180 градусов. Щёки рвутся. Из тьмы горла на меня смотрят два злых глаза, похожих на фонари ядовито – желтого цвета, по центру которых горят зелёным продолговатые ртутные капли змеиных зрачков. И из глотки оглушает не затыкающийся ни на миг женский визгливый хохот. Пасть нависает всё ближе, к моим губам раздвоенным червём тянется змеиный язык. Скользит по коже наждачной бумагой, пытается проникнуть в рот.
Но я каждый раз упорно боролся, превозмогая лютую слабость. Руки и ноги толкали тушу, бился, вертелся. И словно из неоткуда бралась стальная сила воли, которой у меня отродясь никогда и не было. На язык, словно обожравшийся ящиком хурмы, ложились сами собой пришедшие на ум слова:
«Аспидам – болото гнилое. Татям – топор, плаха и верёвки сажень. А мне – живота сто лет».
Мои глаза бешено распахнулись. Сердце отчаянно бьется, грозясь разбиться о ребра. А сам я – весь в липком поту. Рот широко открыт, хлопаю им, как рыба, но уже наяву. Губы без остановки пытаются произносить одни и те же заевшие фразы, словно дрессированный попугай с минимальным словарным запасом. А на душе – очень и очень неприятно. Будто коснулся чего-то крайне мерзкого и поганого. Блин. Чушь какая-то!! Что за нескладуху нёс? Я слова то такого не знаю – «аспид». И сколько это будет – «сажень»? А кто такие «тати»? Надо попробовать писать рэп в старославянском стиле, если подсознание такие крендельца выделывает, чего пропадать творческому потенциалу…
Приснится же! Мне теперь даже под кровать страшно глянуть. Едва не довёл себя до принятия незапланированного душа и смены белья. Одно радует, что кроме меня ещё мама в квартире. Глубокий вдох-выдох. Заставляя успокоиться нервы – представил, что за стеной соседи и сверху, и снизу, и вообще, везде, не так страшно. Трижды вскакивал от кошмара. Еле удержался, чтобы не включить свет и так спать. Когда последний, особенно тяжкий раз очнулся – пошёл в ванную умываться. На бледной тонкой коже груди отчетливо проявились десяток глубоких вдавленных следов. Бурые точки кровоподтёков. Членовредительство? Сам себя что ли так?! Совсем с ума схожу с этой работой…
День третий
И сегодня проснулся рано. Зарядку делать не стал, не отошел организм от позавчерашнего. Решил чуть поваляться, вспомнилось вчерашнее. Эх, красивая девчонка в автобусе была! И ноги – от ушей! А фигура… ммм! Даже особо не злюсь на неё, привык к такому отношению к себе, да и не злопамятный. Кровать спружинила, встал. Из груди вырвался невольный стон. Ливер болит и ноет. Пришлось шебуршать аптечкой, пить обезболивающее и лишь затем включаться в рабочий ритм.
Отключил будильник и быстрей к холодильнику. По пути в завалах бардака отыскался пульт. Квартира наполнилось шумом «голубого окна в мир». Тут же гороскоп пообещал «реализации всех начинаний, финансовых приобретений, невероятного успеха у противоположного пола». Исход дня, трактуемый однозначно, так как Венера под Юпитером, пока Марс околачивается где-то по чужой орбите со знакомыми астероидами. А любвеобильная Луна сразу одновременно шляется трио с Меркурием и Сатурном. «Вам могут сделают заманчивое предложение, которое вполне может оказаться перспективным и очень прибыльным». А чтобы гороскоп не поймали на прямом вранье – составитель добавил условие удачных стечений обстоятельств. «Оператор if» выглядел так: «Излишнее легкомыслие может оказаться опасным. Избегайте незапланированных деловых контактов и встреч. Как следует подготовьтесь к сделке. В пылу произнесённые необдуманные фразы могут для Вас стать фатальными!».