Паломничество к Врагу
Шрифт:
Мы осмотрелись, проникая взглядом сквозь беззвучно корчившиеся здания-фантомы, и выявили кукольников Шефира. Их было много, не меньше пятидесяти человек… Пятьдесят шесть, мгновенно поправил объединенный разум. Именно столько кукольников ткали свой образ по приказу Шефира, творя вдохновенно и холодно. Мгновенно пришло понимание, что повиновение этих людей было слепым, безотчетным, ведомым со стороны мощной силой. Немедленное ментальное сканирование пространства тут же выявило источник этой силы.
Шефир и шептуны еще ничего не заподозрили. Щупальца их восприятий уверенно продолжали свиваться вокруг
– Пора заканчивать, – пришла мысль Нкота в виде разноцветного фейерверка. – Сражение слишком затянулось и отняло у меня много времени. Сейчас мне потребуется все ваше воображение. Каждый из вас за свою жизнь видел немало картин различных стихий природы, хотя бы и по визосети, как ты, Никс. Так утрем же нос Шефиру эффектно и – эффективно. Мне нужен смерч. Оживите образы и слейте их в один… Вот так, хорошо. А теперь, Отшельник, сделай наш смерч.
И Отшельник сделал. Талант кукольника воплотился в гигантской конической воронке, завертевшейся вокруг цилиндра и превратившей его в наглухо отрезанный от мира непроницаемый островок. Плотные непрозрачные потоки воздуха стремительно неслись по окружности, создавая ощущение мощи, еще безмолвной и нереальной.
– Теперь я дам ему силу, – сказал-полыхнул Нкот.
И воздух пронзительно взвыл. Тучи пыли взрывом взметнулись вверх, несущаяся стена смерча мгновенно потемнела от поднятой многотонной массы.
– Предельная концентрация! Увеличиваем радиус…
Мы сконцентрировались. Гудящие стены сознательно созданной стихии начали удаляться, обнажая вылизанный дочиста пластит – и это уже не было иллюзией, как игра Шефира.
– Быстрее…
Смерч разрастался. Визг раздираемого воздуха перешел в грозный рев. Земля задрожала. На самом деле.
– Не жалей красок, Отшельник. Больше ярости, Бигман. Добавь вещественности, Никс. Пусть этот смерч будет твоим новым Ключом!
Небо и земля превратились в разверзшийся ад. Хобот расширяющейся воронки скачком вытянулся вверх, добрался до облаков и втянул, ассимилировал их в себя. Он непрерывно увеличивался, пока не заполнил всю площадь, а затем коснулся настоящих зданий, а не тех кривляющихся чудищ, созданных искусством кукольников. Раздался грохот раздираемого камня и каркасного металла, и кольцо зданий разнесло в клочья, многотонные пролеты, балки, куски стен взмыли вверх словно пушинки.
Смерч не остановился и на этом. Он продолжал расти. Он ломал, крушил, сметал с лица земли все, что попадалось ему на пути, стирая улицу за улицей, словно художник неудавшийся рисунок… Мощь созданного нами образа гипнотизировала, ошеломляла, и она все увеличивалась! Казалось, это может продолжаться бесконечно!
– Стоп! – мысль Нкота вошла в сознания холодной острой иглой. – Достаточно, заканчиваем!
Поток энергии, текущий от чужого подобно потоку лавы, извергнутому огнедышащим вулканом, как отрезало.
Смерч потерял силу и звук.
Поблек и растаял.
Все исчезло…
Я обнаружил, что сижу на пятках, закрыв глаза и прислонившись спиной к трассеру, ощущая себя постаревшим лет на двести. Словно за один миг я прожил несколько жизней, слои памяти о которых наложились друг
Слабые порывы ветра бродили вокруг, тычась в лицо, словно слепые щенки, трепали волосы – воздух еще не успокоился после отбушевавшей стихии смерча.
Но возвращаться было необходимо. Я заставил себя наконец поднять веки. Как я и ожидал, прежнее ощущение действительности поблекло до унылой серости. Теперь мир казался мне черно-белым, хотя и оставался цветным. Это должно было пройти, когда впечатления от слияния потускнеют, но от понимания этого не было легче. Перенесенное напряжение не могло не отразиться на состоянии, и я не удивился своей слабости. Мышцы трепыхались студнем, когда я со скрипом поднялся на ноги.
Чистенький, словно вымытый пластит площади покрывал лишь едва заметный слой пыли. Никаких трещин и выломанных пластов, лишь холодная, застывшая расплавом вспученных волн, черная многометровая зона вокруг чистого круга, оставшегося после магического цилиндра. За обугленной зоной площадь была обычной, разве что почище, чем раньше. А вот дальше… Искореженные остатки фундаментов по периметру площади выпирали из земли, словно сломанные зубы. И трупы, трупы, трупы среди каменного месива, растянувшегося от края площади в глубь Города метров на триста, полупогребенные, перемешанные с каменными обломками. Куски тел, обрывки одежды, кровь и стылый ужас. Пустынный каменный Город, превращенный в каменную пустыню, обагренную кровью десятков людей…
Никогда не видевший столько исковерканных тел сразу, я потрясенно смотрел на эту бойню. Это же настоящая война… Битва жестким наждаком прошлась по душе, обнажив ранее приглушенные чужим чувства, от одолженной эм-брони не осталось и следа, и мучительные вопросы всплывали на поверхность сознания один за другим. Зачем чужой это сделал? Точнее, почему он сделал это именно так? Ведь, обладая феноменальной скоростью передвижения в пространстве, он мог выключить всех этих людей Клинком, как шелтян на Ферме, и обошлось бы без жертв… Или я чего-то недопонимаю, или он убил их сознательно, не ради того, чтобы спасти наши жизни, а преследуя какие-то неизвестные мне цели, неизвестные, но уже крайне неприятные.
– Спасение наших жизней является лишь частью той великой задачи, ради которой я сюда явился, – отозвался на мои мысли Нкот.
– Великой задачи на твой взгляд, – пробормотал я себе под нос, подвергнув сомнению истинность его заявлений – первый раз с того момента, как покинул Ферму. – Я по-прежнему не знаю, что тебе нужно, и кажется, уже не хочу знать…
Я понимал причину своей странной, разъедающей душу тоски. Объединенный разум. Ярче впечатлений мне не доводилось испытывать за всю свою жизнь, полнее, чем за несколько минут слияния, я никогда не жил. Прием Нкота, примененный им для нашей защиты, оказался сильнейшим наркотиком, привыкание к которому наступило после первого же использования. Мне стало страшно при этой мысли. Подобная зависимость может превратить в раба кого угодно.