Паломничество
Шрифт:
— Ты что? — слышу я приглушённый голос из глубины номера. — Майя, что ты делаешь? — По голосу я узнаю Стеллу. — Я же объясняла тебе, — говорит Стелла, однако та молчит.
Я громко покашливаю, обозначая своё присутствие и намекая на то, что слышу их разговор — некультурно, наверное, но положение обязывает. Наконец, в холле появляется Стелла.
— Стефан! Добрый день… — говорит она и натянуто улыбается.
— Привет, — отвечаю я, хочу что-нибудь прибавить, но не нахожу, что именно нужно сказать.
Совсем не приветливо улыбается Стелла, а деланно, всем видом показывая, что я тут гость совершенно не званый и не своевременный. Она подходит ближе, и я вынужден ретироваться, отступить на шаг назад, чтобы она могла выйти в коридор и закрыть за собой дверь. Мгновение, надо сказать, волнующее, в один момент Стелла даже прикасается ко мне плечом, но я тут же признаю, что она скорее выгнала меня прочь, нежели что-то другое.
—
— По… Понятно, — протягиваю я и чувствую себя распоследним идиотом. — Я никому не скажу, — уверяю я, но тут же понимаю, что это уже лишнее.
Такими словами ведь запросто можно обидеть, некорректные это слова, нехорошие. Когда Стелла заглядывала мне в глаза — может быть, совсем не это имела в виду! Я ведь мог неправильно её понять. Стелла хмурится, ещё проницательнее смотрит на меня и медленно спрашивает:
— Вы это о чём? — Теперь я вижу тревогу в выражении её лица. Подозрение и недоверие. Дурацкий, следует признать, получается разговор.
— Простите… Я… Я не о том… — лепечу я, не в силах выдержать её взгляда. — Я совсем другое имел в виду… Извините, пожалуйста… — Я нащупываю браслет в кармане и как раз вовремя. Воспринимаю его как средство спасения, как возможность удачно перевести тему разговора. — Я ведь пришёл к вам вот с чем…
Выхватываю браслет и демонстрирую его Стелле. Чуть ли не в лицо им тычу, и выглядит это нелепо. Грубо и совсем по-дурацки. Зрачки Стеллы расширяются от удивления. Пальцами правой руки она невольно прикасается к запястью левой, словно бы только сейчас обнаруживает пропажу.
— Ваш браслет, — говорю я, — вы потеряли его там… Во время вылазки…
— Какой вылазки? — тихо, низким замогильным голосом произносит Стелла. Буквально уставилась на меня в упор. Лицо заметно бледнеет и каменеет. Стелла крайне растеряна и подавлена. — Это — не моё… — решительно заявляет она, пытается отойти назад, но упирается спиной в дверь.
— Как — не ваше? — тупо переспрашиваю я. — Вы оставили его в поезде, когда мы ехали в Азимию. Помните, там ещё рядом есть Вершина Тельмана? Вы вышли на той станции, потому что у вас возникли какие-то неотложные дела, — говорю я, а внутренне уже и сам перестаю верить в то, что говорю. Начинаю сомневаться — а не я ли это напутал? Может быть, примерещилось? Но тут Стелла будто бы оживает и с облегчением улыбается.
— Да, точно. Как же я могла забыть? — усмехается она и пожимает плечами. — Действительно, некоторое время назад потеряла его, забегалась, знаете ли. — Стелла вновь опускает взгляд, и я понимаю, что обманывает. — Как мило с вашей стороны. Я уж и забыла про него. Сказать честно, жутко не высыпаюсь, от этого и внимание такое расстроенное. Спасибо вам большое! Как же я без этого браслета?
Стелла принимает браслет, по взгляду понимаю, что жалеет об этом. Ситуация очевидна, всё лежит на поверхности. Стелла услышала что-то тревожное, я сказал что-то такое, что заставило её отказаться от браслета. Потом, когда я точно назвал обстоятельства, при которых она его потеряла, Стелла признаёт, что браслет её, но глупее ситуации и представить себе невозможно. Выглядит это нелепо, однако она допускает оплошность. Действительно, лучше бы не признавала, что браслет принадлежит ей, лучше б играла до конца. По меньшей мере, вышло бы правдоподобнее. Что ж я сказал-то такого, что сначала обескуражил Стеллу, а в следующей фразе исправил положение и заставил изменить реакцию на диаметрально противоположную?
Стелла продолжает говорить слова благодарности. Она признательна и приятно удивлена моим участием. Слабо киваю в ответ и слегка краснею от скромности. Через минуту Стелла, сославшись на усталость, прощается и исчезает в номере.
А я некоторое время стою перед закрытой дверью и размышляю о том, что Майя Стелле — никакая не сестра. «Чёрта с два это её сестра», — думаю я и молча смотрю на дверь.
Глава 12. Тёмная сторона Меркурия
Тот факт, что Стелла и Майя абсолютно не похожи друг на друга — это ещё полбеды. В конце концов, такое бывает, ничего подозрительного в этом нет. Другое дело, что Стелла раньше о ней не упоминала — вот что наводит на неприятные размышления.
Я сижу возле окна, как и в прошлую нашу поездку. Стелла тоже сидит возле окна, но не напротив. Точнее — напротив, но не рядом, а через два сидения от меня. Мы видим друг друга, периодически встречаемся взглядами, но я стараюсь тут же отвести глаза в другую сторону. Стелла, кажется, также отводит взгляд, но иногда ещё и улыбается. Не только мне, но и мне тоже. Растерянная такая улыбка, нервная. Как обычно, впрочем. Стелла пристально всматривается в тёмный пейзаж за окном, и как всегда, Стелла где-то не здесь, а в каком-то другом, параллельном измерении. Стелла в своём обыкновении, разве можно её за это упрекать? И вправе ли я вообще в чём-то упрекать или подозревать её? Но мысли идут своим чередом, будто бы сами собой. Помнится, мы ехали так же, как сейчас, только рядом, на соседних сидениях, и Стелла сказала, что у неё на Меркурии есть друзья, а из родственников — кузен. Точно так и сказала — брат, двоюродный. Я хорошо это тогда запомнил, потому что обрадовался, что она не сказала, что у неё тут есть жених или ещё кто-нибудь наподобие. Это я к тому, что странно это как-то получается: упомянула брата, но не вспомнила о сестре. И хотя Стелла не говорила, что Майя — её родная сестра, это по большому счёту ничего не меняет. Даже если Майя — двоюродная, то всё равно в иерархии родственников сестра должна стоять выше, чем брат. У всех девушек это так, и никто меня не убедит в обратном. Сестра сестре ближе и роднее, это же очевидно. Ну, да, конечно, бывают сёстры нелюбимые. Может быть, Майя — как раз такая, нелюбимая сестра, сестра со странностями (вид её как будто предполагает). Возможно даже, поэтому Стелла сторонится её и не желает вспоминать о Майе. Вполне допустимо, что из-за этого и стушевалась Стелла, когда в поезде рассказывала о своих меркурианских родственниках, а потом, в гостинице, из номера так бесцеремонно меня выставила. Будто бы затронули мы тему неприятную и нежелательную для неё. Возможно, возможно. Но отчего-то не верю я в такое объяснение.
Стелла вновь смотрит на меня, выражение лица виноватое, словно бы безмолвно извиняется за тот инцидент на пороге номера. Я делаю над собой усилие и улыбаюсь ей в ответ, но чувствую, что выходит слабо, и отвожу взгляд к окну. Там холмы и камни. Серо-чёрный пейзаж ночной стороны Меркурия. Продолжаю мучить себя тягостными размышлениями. Наиболее логичным мне кажется предположение, что Стелла занималась чем-то необычным после того, как сошла с поезда на первой попавшейся станции. Не обязательно криминальным или нехорошим, ведь она — журналист, а это всегда, что называется, «на грани». Чем бы там она ни занималась, очевидно, что не хотела, чтобы кто-то знал об этом. И она подумала, что могла обронить свой браслет именно в том месте, о котором не хотела бы, чтобы кто-то знал. Именно поэтому Стелла вначале отнекивалась от браслета, а потом, когда я совершенно чётко указал, что нашёл его в поезде, она так спокойно приняла его. Ведь в поезде находиться не предосудительно, её там видела толпа народу, скрывать тут нечего. Но чем же она таким занималась после? — вот в чём вопрос, и этот вопрос не даёт покоя. В то же время мне становится до жути стыдно. Перед Стеллой, конечно. Сижу и думаю о ней всякие гадости, вымышляю чёрт те что, а она смотрит на меня грустно и тоскливо. Быть может, пытается выйти на контакт. Вполне возможно, Стелле не по себе, и её нужно поддержать. А я только и делаю, что подозреваю её невесть в чём.
Рядом Кермит и другие корреспонденты. Мы едем по ночной стороне Меркурия, смотреть какие-то военные объекты. Сегодня без шуточек и громогласного смеха. Вполне так пристойно, Кермит даже строгий костюм надел. Разговоры о больших вещах, многообещающих планах и радужных перспективах. Дипломатия своего рода. Возможно даже, больше чем просто дипломатия. Пропаганда, задел на будущее. Впрочем, может быть такое, что это и не пропаганда вовсе. Запросто может быть, что сложные, неоднозначные взаимоотношения между Землёй и Меркурием уже отошли в прошлое. Получается, что никакой войны тут и в помине нет. На Меркурий прилетели журналисты, которых пригласила сама администрация Меркурия. Пригласила для того, чтобы показать, что теперь они дружат с Землёй, что нет никаких конфликтов и конфронтации, что у нас теперь мир и согласие. С другой стороны, меркурианцы почти в открытую противопоставляют себя земной расе. Ненавязчиво отмежёвываются. Говорят, что мы — родственники, но не одно целое. И между делом продвигают идею вывода земных войск с планеты. Нюанс, казалось бы, малозначимый, но это только с первого взгляда. Меркурий позиционирует себя как мирное государство, которое готово стать курортным раем. Раем, рассчитанным прежде всего на потребителя с Земли. Но — независимым раем, независимым государством, и это нужно понимать. Я, по всей видимости, тоже попадаю под раздачу. Они таскают меня за собой для того, чтобы впоследствии сеял озвученные здесь идеи, так сказать, в своём обществе. Рассказывал земным коллегам, как понравилось на Меркурии, и как здорово бы было, если бы земляне забрали своих солдат обратно домой… Впрочем, какая разница? Будем откровенны: я согласился на эту экскурсию только после того, как узнал, что поеду в одном вагоне со Стеллой.