Шрифт:
ПЕСОК ВРЕМЕНИ
Небесный пастух играл на свирели поющего ветра. Барашки облаков спешили на Восток, где росли травы, и с неба лилась живая вода. А здесь, на Севере медные скалы скрывали холодные озера, на дне которых росли цветы. Их поедают большие рыбы. Переспелым плодом падает солнце. Вечный закат. Хранительница времени не переворачивала песочные часы с тех пор, как рука ее стала сухой и белой костью. И больше лето не сменяет весну. А когда-то здесь осень превращалась в зиму… Все родники ушли под землю. Сила ее не пробуждает тут новых рек. Когда-то оканчивались здесь дороги вечных спутников жизни – людей. И даже много веков назад лишь камни помнили их голоса и шаги, песни радости и грусти. Но сейчас и эти кристаллы времени уже мертвы. Звездные дожди и космические ветра сточили грани их кубов и сфер так, что стали они похожи на черепа диковинных животных и существ, которые живет в тех уголках вселенной, откуда принесли они свою свободу передвижения по галактикам.
Раньше здесь царили деревья, корни
После мхов всегда приходят пески. Они стирают все следы, которые когда-то были оставлены Хранительницей времени. Под толстым слоем этого пепла скроется и ваш меч, и ваш шлем, древки сломанных копий, все победы и все пораженья. Все превратится в песок. Песок утерянной сути вещей.
ТИШИНА ВРЕМЕН
Край пустынных дюн медленно осыпается, бесчисленно меняя рисунок, потерявшем изначальную красоту и форму в своем затухающем танце, тихий ветер разносит песчинки забытого мира, и он почти уже не говорит с тобой. Великий океан еще дышит, и волны плавно накатываются на берег в такт затихающих вибраций планеты. Белое холодно-палящее солнце точит кристалл, скрытый глубоко под землей, в тайном святилище ушедшей цивилизации и никто не придет сюда, чтобы прочесть тайну начала и конца времен, не увидит вихрь зародившейся жизни, развернувшийся сменой эпох и столетий. Статуи прекрасноликих Гигантов этого мира, некогда поднимавшихся до неба, лежат теперь, повержены временем. Постепенно песок погребает их под собой, все более и более завладевая пространством, становясь новым властителем, безликим и потому по-своему ужасным. Есть и своя красота, скрытая миро-упорядоченность в этой стихии, захватывающей этот мир, стирающей все следы цивилизации. Хотя не всегда умерший мир становится зерном следующей жизни, бывает, он застывает в своем движении и только Древний Шаман, сидящий у порога Вечности, может разбудить его. А ты слышишь, как он бьет в свой Бубен, отбивая ритм бытия? Услышит ли он замершее сердце забывающего себя мира? Или Живописец Вечности своей божественной кистью создает все новые и новые формы в симфонии фракталов? Сотрется ли план и останется ли память?
Ты можешь войти в этот мир и познать его, увидеть все разноцветье его бытия в мельчайших деталях. Стань его солнцем, стань его небом, рассыпься звездами, когда-то отражающихся в глазах существ. Может тогда ты узреешь суть Зерна, взрастившим этот мир и замысел улыбающейся Богини, посеявшей его.
Когда ты войдешь в дверь этого мира, сменится много солнц, и ты почти не узнаешь его, так изменится его облик, когда-то зовущий тебя из глубин твоих же веков. Тебя приведут сюда тени воспоминаний, как тени снов, тревожащих тебя по ночам. Страх что-то забыть и потерять, что-то несоизмеримо прекрасное, вот что пробудит тебя, когда ты будешь искать. Твои ноги утопают по щиколотку в песке, ты бредешь по наитию в бескрайней пустыне, поглотившей этот мир. Красное солнце ощетинивается зубчатой тенью за твоей спиной, оно знает что гаснет, отдавая последний свет. Здесь уже нет направления, нет дороги, и ветер надолго замолкает, чтобы потом накинуться бешеными порывами на рваные низкие тучи, вздымающие последнюю ярость умирающего мира. Где-то там ты набредешь на полуразвалившийся храм, и долго будешь подниматься по его ступеням, меряя ими само Время. Там, на самом верху, очутившись в тени купола, венчающего храмовое сооружение, ты встретишь всепоглощающую и всепроникающую тишину. Лишь слабый вздох ветра будет слышен тебе, и неясные тени проступят на величественной статуе Богини, держащей в ладонях Зерно и возносящей его ввысь. Ты преклонишь колена и склонишь голову перед ней, потому что увидишь в ней дух Создателя Жизни, и поймешь, как это было священно для живших здесь существ. А потом тишина начнет говорить с тобой, вначале ты услышишь голоса, сплетающих песни и гимны в единый ритм, потом увидишь множество лиц, и каждый расскажет тебе о чем-то своем; погружаясь все глубже, ты сумеешь понять, к чему стремилась эта цивилизация, как она росла и процветала, и как пришла к упадку. Замысловатые символы потоком ворвутся в твое сознание, и ты узреешь их суть, ты поймешь их письменность и через это войдешь в структуру их сознания. Ты поймешь, кем они были – их религией была Архитектура, через многообразие ее форм они познавали свой мир и строили его, эта была их поэзия, это был их танец. И дойдя до конца, ты поймешь, что теперь ты и есть эта Память, ты и есть эта Связь. Ты то существо, где хранится отпечаток этого мира и ты тот, кто способен разбудить Древнего Шамана. Ты слышишь его Бубен?
МЕЖДУ СВЕТОМ
В тот день в металлической толще видимых вод уже явственно проступили лики красного солнца. И железные корабли перестали приплывать в тот день, и как будто бы не вернулись люди, ушедшие вслед водам, окружившим ее город. В другие дни воды уйдут с поверхности, и наступит будто бы тогда пустыня. И беспомощно лягут боками на соленую землю так любимые ею бескрылые морские кони.
Она жила на самом верху высотного дома, под самым небом, как ей порою казалось в смутных снах почти незаметной жизни. И в тот день, когда в окнах домов вновь зажглись вечерние лампы, не загорелся свет ее небольшой квартирки под крышей, зажатой в прямые тиски углов, улиц и магистралей. В приходящей темноте она долго смотрела на узкий проем между многоэтажками вдалеке, между ними еще заглядывало солнце. Там, на самом верхнем этаже одного из домов одиноко вырисовывался балкон. Казалось странным, что балкон был только один. И на самой вершине. Она и раньше любила смотреть на него. И очень хотелось стоять на нем и ощущать в волосах тот ветер, который дует в каком-то другом небе. И непреодолимо звали тогда иные дальние земли.
В тот миг, когда свет стал уходящим, эта картинка с одним маленьким балконом на алой полоске между двумя уже потемневшими глыбами камня надолго застыла в ее глазах, мозаично растворяясь в них. Как одна из многих случайных фотографий, завалявшихся в ящике любого стола. А дальше за этими домами, как знали люди, была окраина. И как будто там больше ничего уже не было.
И только постепенно она стала замечать, что все стало как-то не так. Слышала, как приходили знакомые люди. Голоса и шаги. Шаги и снова чьи-то чужые голоса. Они заглядывали в ее комнату, где так любили незамутненный свет, что никогда не закрывали стеклянные глаза окна, всегда держа их открытыми. Пытались поговорить с ней, но уже тогда она стала чувствовать, как по каплям вытекала из тела живая теплая жидкость. Такого красного цвета. Им было не понятно, зачем она держала у себя аквариум без рыб, доверху наполненный водой. И зачем на всех стенах расклеены вырванные из дорогих рекламных журналов листы с фотографиями красивых местечек совершенно разных стран. Они унесли единственную, оставшейся не засохшей, фиалку. А потом был день, когда никто не пришел. И потом были такие же дни.
Лишь иногда она слышала тяжелое дыхание своего заболевшего пса. Но почему-то она могла видеть только его лапы, стоя застывшие у порога комнаты, а выше них ничего не было. Это очень пугало. Что-то было не так, как обычно. Жуть ненормальности тяжестью повисала в пространстве замкнувшегося мира. Тогда и стали размываться границы ее обычной реальности как будто сточными водами, которыми питался этот город. Часто были такие ночи, когда она слышала их течение под собой. Вода секундами отмеряла замедлившееся ночное время, глухо стуча по ванне, и вязкими упрямыми каплями стекала по телу. Ей казалось, что от этой воды оно становится другим, она проникала внутрь, эта вода. Стала ясно чувствовать, где и как находятся волокна нервов. Однажды она стала ощущать себя только ими. А все остальное тело перестало существовать. И еще она не видела себя в зеркале. Потом треснуло стекло на девичьих часиках. Они были в форме маленького сердца.
Казалось, эти темные воды стали течь по всем ее внутренностям и через них она окуналась в сны чужих людей. Бродила по извилистым дорогам их внутренних миров. Проживала их судьбы, опять слышала голоса. И билось тогда в ней множество человеческих сердец. И было так, что темная вода становилась светлой, а светлая – темной. Когда темной было больше, то ей хотелось кричать. И проливалось много душевной крови. Переставала кричать лишь тогда, когда светлая и темная вода уравновешивали друг друга в ее странном существе. Эти воды подступали каждую ночь. И каждую ночь она вела борьбу внутри себя.
Однажды, в полусне пробудилась в какой-то пустыне. Она не помнила, чтобы когда-либо в своей обычной жизни видела такой ярко-красный песок. На небе застыло два солнца, эти два ярких глаза как будто разрезали ее тело, а вместе с ним и весь окружающий мир пополам. Это было состояние промежутка, между до и после. Дул сухой, обжигающий жарой ветер. Девушка долго брела по почти умершей земле, каждый шаг болью отдавался в ней – она смешивала свою кровь с кровью этой пустыни. И не было видно края опустошенного пространства. Смутно помнила, как набрела на разрушенную статую когда-то величественного гиганта. Он ей показался очень и очень знакомым. Таким близким. Кажется, что там, в конце межграничья, она склонит свою голову у его поверженных ног.
В другой своей полуяви она очутилась в неизвестных ей водах, беспредельно разлившихся повсюду, насколько хватало глаз. Не узнавала свое тело, так легко и быстро оно перемещалось по водной поверхности. Прошло уже очень много времени, как она плыла в одном, интуитивно выбранном ею направлении, кажется, что-то ища. Где-то должен был быть уже ее дом, где-то здесь, рядом. Но вокруг была одна и та же молчаливая вода. Девушка устала плыть и остановилась, долго смотря на зеленую луну. И вдруг с ясной отчетливостью поняла – ее дома больше нет, и что нет больше земли, есть только эти потемневшие воды, в которых она тоже никого уже не встретит. И еще ее пронзило осознание – она осталась в этих пугающе безмерных водах совершенно одна.