Память и мышление
Шрифт:
Проблема образования понятий, огромная и очень трудная проблема, конечно, не могла быть одной из тем данного исследования. Но то, что являлось одной из центральных проблем этого исследования, — память, исследовалась как раз с той точки зрения, насколько она помогает верному отражению действительности. Оказалось, что зрительно-образная память, являющаяся лишь одним из видов воображения, сохраняет и воспроизводит случайное (например, экстраординарные случаи), притом весьма несовершенно и с большим искажением. Память-фантазия (phantasia) не оказалась с этой точки зрения высшим видом памяти. В этом отношении значительно выше ее вербальная память, память-слово.
Но и в этой памяти не вербальная простая репродукция — самое совершенное, так как не она сохраняет и воспроизводит существенное в полученных впечатлениях.
Так был проделан в исследовании, выражаясь словами Гераклита, «путь вниз» и «путь вверх». Но для читателя было бы чрезвычайно утомительно беспрестанными повторениями такое изложение, которое репродуцировало бы оба эти фактически пройденные пути. Нужно было поэтому остановиться на каком-нибудь одном из них. «Путь вниз», идущий от весьма сложных явлений продуктов высшего развития, был бы наиболее труден для изложения и, пожалуй, менее убедителен, поскольку на каждом шагу приходилось бы выставлять предположения, подтверждение которых то и дело получалось бы гораздо позднее высказывания их. Проблема и без того чрезмерно трудна, и решение ее и без того в ряде мест кажется спорным, подлежащим дальнейшей проверке. Вот почему при изложении был избран «путь вверх», идущий от более простого и меньшего числа предположений. Этот путь еще тем предпочтительней в изложении, что читателю не так уже трудно сопоставлять конструируемые исследователем ступени развития с тем, что он может видеть в действительности, наблюдая онтогенетическое развитие ребенка, в чьем раннем детстве так много автоматизма и репродуцирующей подражательности, чей дошкольный возраст характеризуется яркими проявлениями воображения, а школьный — учением, в котором осуждается зубрежка и на первый план выдвигается осмысленное учение, учение для разумного действия.
Но тем не менее и в изложении нельзя обойтись без «пути вниз», но используем мы его для своеобразных целей. Ряд психопатологических явлений представляет собой в значительной мере явления деградации, когда данная функция как бы спускается на низшую ступень развития. Мы уже имели случай цитировать Гегеля, рассматривавшего «сумасшествие как существенную ступень развития». Но сумасшествие в свою очередь, как и всякая болезнь, представляет собой процесс, имеющий более легкие и более тяжелые формы. С этой точки зрения ряд психопатологических явлений, как бы демонстрирующих собой «путь вниз», может быть использован в заключительной главе нашего изложения для проверки некоторых выставленных в нем положений. Менее всего имеем мы намерение входить в полное рассмотрение приводимых нами болезненных явлений: рассмотрение их строго ограничивается лишь темой «Память и мышление». Как изменяется отношение между ними, когда сознание деградирует у психически больного?
Объяснение некоторых психопатологических фактов
1. Регрессия от мышления к памяти.
Если развиваемая в этой книге теория правильна, то в случае деградации при психических заболеваниях должен иметь место момент, когда память начинает превалировать над мышлением. В самом ли деле так бывает? Такое превалирование памяти над мышлением легко замечается в тех случаях, когда на первый план выступают те виды памяти, которые наиболее отличны от мышления, именно воображение, аффективная память и привычные автоматические движения, в том числе и речевые. Труднее заметить это в случае вербальной памяти, репродуцирующей и особенно рассказывающей.
Память-рассказ так близка к мышлению, что на практике чрезвычайно трудно отличить ее от мышления. С другой стороны, и в мышлении на этой еще сравнительно начальной стадии его деградации не так легко подметить его дефекты, подмену его памятью. Наконец, эти случаи так обычны и так еще в них мало отклоняется поведение больного от обычного поведения, что не сразу решаются квалифицировать их как патологические.
Тем не менее такую пока еще не очень значительную регрессию от мышления к памяти можно подметить в поведении даже легких психопатов, особенно если наблюдать это поведение не во время кратковременного клинического общения с ними, а повседневно в бытовой жизни. Надо сознаться, что в бытовой жизни многие такие психопаты — несносные собеседники, могущие замучить своими бесконечными разговорами все об одном и том же, то и дело пересказываемом с очень большими и притом несущественными подробностям.
Характерная особенность ряда таких психопатов, что они «не могут забыть». То, что они не могут забыть, — иногда какое-нибудь поразившее их почему-либо событие. Они не могут думать ни о чем другом. Впрочем, было бы неточно сказать, что они «думают» о данном событии, так как мышление не развивается даже по поводу его: оно скорее неподвижно, как бы «застряло» на этом событии, которое «не выходит из головы», т. е. персеверирует.
В одной из предыдущих глав говорилось, что объяснение на ранних этапах развития его состоит в сведении неизвестного к известному и является скорее делом памяти, нежели мышления. Но в объяснениях ряда подобных психопатов поражает нередко универсальность их объяснений, состоящая в том, что они все сводят к своей персеверирующей мысли, все объясняют ею. Нередко в быту их зовут за это мономанами. Научно выражаясь, мы назвали бы их персеверирующими интерпретаторами.
«Не выходить из головы» может не только какое-нибудь событие, но и какое-нибудь пустяковое обстоятельство, например какие-нибудь запоминающиеся случайные фразы или какие-нибудь малозначительные заботы. В нашу задачу не входит рассмотрение, почему это бывает. Для целей данного исследования достаточно констатировать это как факт и отметить, что мышление бывает бессильно в подобных случаях преодолеть подобные персеверации, забыть которые не удается никаким отвлечением мыслей.
При знакомстве с рядом психопатов, особенно депрессивных, меня неоднократно поражало, какое огромное место в их жизни занимают воспоминания. О некоторых из них можно сказать, что они как бы ушли в воспоминания и прошлое отняло их у настоящего и будущего. Даже у депрессивных подростков я находил, исследуя их свободные цепные ассоциации, гораздо больший процент слов, данных вследствие воспоминаний о сравнительно давнем прошлом, чем у их нормальных сверстников.
Многие случаи регрессии от мышления к памяти проходят почти незаметными: не так удивляет, как скорее надоедает данный субъект со своими воспоминаниями, бесконечными разговорами об одном и том же и персеверирующими интерпретациями.
Расхождение между мышлением и памятью чаще всего замечает сам больной: его мышление еще достаточно критично, чтобы обнаружить неуместность тех или иных воспоминаний, особенно когда эти воспоминания проявляют тенденцию к персеверации. Он воспринимает эти воспоминания как такие, от которых желает, но не может избавиться. Но не только так называемые навязчивые воспоминания таковы. В конце концов, огромная часть всех вообще навязчивых идей не что иное, как навязчивые воспоминания. Что это так, достаточно вдуматься в показания больных: «Как только лег, вспоминаю, не оставил ли открытым газ», «Вспоминаю, что надо сделать то-то» и т. д. Мышление говорит о нелепости, но память упорствует в напоминании.
В главе «От памяти к мышлению» мы видели, что «может быть», т. е. предположения и проблемы, гипотезы и проверка их появляются лишь на известной стадии развития: только тогда субъект знает и помнит ряд возможностей, могут быть такого типа рассуждения. Забываемость, как еще указывал Пиаже, играет очень большую роль в неумении детей решать условно-разделительные силлогизмы. Представим теперь обратный случай: преувеличенное функционирование памяти. Тогда будет чрезмерное, логически неоправдываемое количество «может быть», чрезмерное количество предположений и проверок. Но так и бывает у тех психопатов, у которых их поведение то и дело определяется «может быть»: «А может быть, я позабыл сделать то-то», «На всякий случай» (т. е. опять «может быть»), «Надо еще раз встать и проверить» и т. д. Подобные психопаты, вечно осаждаемые сомнениями и всяческими предположениями, то и дело производящие всевозможные проверки этих предположений, достаточно известны.