Память любви

Смолл Бертрис

— Он любит тебя, Hyp. Неужели еще не поняла? Рашид влюбился, как мальчик. Разве это так уж странно — хотеть ребенка от любимой женщины? — Первая жена взглянула в глаза своей прелестной подруги. — О моя бедняжка Hyp, — вдруг прошептала она, — твое тело пробудили к страсти, но душа ничего не ведает о любви, не так ли?

— Но я люблю Эдварда! — запротестовала Ронуин.

— Так ли это на самом деле, дорогая? И действительно ли он любил тебя? Что ты именуешь любовью? Вы совсем недолго знали друг друга, и, судя по тому, что ты мне рассказывала, ваши супружеские отношения с самого начала были довольно странными. Ты слишком долго еще оставалась ребенком,

забавлявшимся оружием и игрой в войну, беспечным и легкомысленным, не понимавшим всех последствий того, что может случиться, если ввяжешься в бой. Иначе ни за что не встряла бы в стычку, а при первых же признаках тревоги вернулась бы к больному мужу. Но в ту минуту ты думала не об Эдварде, а о себе и своих желаниях. Я говорю все это не для того, чтобы расстроить тебя, — просто хочу привести тебя в чувство. Ты любима могущественным и прекрасным мужчиной. Откройся этой любви и пойми, что страсть, разделенная любящими людьми, — совсем не то, что обычная похоть. Я знаю это по собственному опыту. Дитя, рожденное в любви, унаследует счастливую судьбу, — заключила Алия.

Потрясенная Ронуин схватилась за голову, едва смысл этих жестоких, но справедливых слов полностью дошел до нее. Как права Алия! Она и в самом деле не успела стать взрослой. До недавних пор оставалась эгоистичной, самовлюбленной девчонкой, стремившейся во что бы то ни стало настоять на своем. Как же она, должно быть, оскорбляла и унижала Эдварда своим поведением! Как огорчала ап-Граффида!

Но несмотря ни на что, Ронуин все же понимала: никогда она не сможет испытывать к Рашиду аль-Ахмету тех чувств, что Алия. Больше всего на свете ей хотелось вернуться к Эдварду и рассказать обо всем, что она успела узнать и усвоить.

Тогда они могли бы все начать сначала… Но это невозможно. Всю жизнь ее будет терзать сознание вины за то, что она так жестоко покинула его ради удовлетворения собственного тщеславия. И как оправдаться перед любящим ее халифом?

Ведь она не способна ответить ему тем же…

— Ты такая притихшая и растерянная, — заметила Алия. — Я не хотела обижать тебя, Hyp.

— Знаю. Но ты заставила меня впервые в жизни заглянуть в свою душу, и мне не слишком нравится то, что я увидела. Ты права: я вряд ли понимаю, что такое истинная любовь.

— Позволь Рашиду научить тебя, — молила Алия.

— Как ты можешь предлагать такое, если любишь его всем сердцем? Неужели тебе не больно делить его с другими, Алия?

— Нет, таковы наши обычаи! Мужчине мало одной женщины. Он, подобно пчеле, перелетает с цветка на цветок и счастлив этим.

Ронуин в отчаянии покачала головой.

— Четыре года назад, — со вздохом заметила она, — мы с братом жили в приграничной крепости в окружении грубых мужчин, которые и воспитали меня. Я понятия не имела, что это такое — быть женщиной, и не умела даже молиться!

А теперь у меня голова раскалывается от обилия знаний. Хорошо, я попытаюсь полюбить Рашида, обещаю. Но почему ты заговорила о ребенке? А если родится мальчик? Он может стать соперником твоего сына! Разве этого ты желаешь?

— Мохаммед — наследник отца и будет на много лет старше твоего ребенка, — отмахнулась Алия.

— Значит, по обычаю трон наследует именно старший сын?

— Нет, но все знают, что именно Мохаммед станет преемником отца.

— Но представь: а если я тоже рожу сына? Что, если халиф, да живет он сто лет, не отправится в рай, пока моему мальчику не исполнится двадцать? Что, если он полюбит его сильнее, чем Мохаммеда, хотя бы из-за тех чувств, что испытывает ко мне, и назовет своим преемником? Вряд ли тебе это понравится, Алия! — заметила Ронуин.

Противоречивые эмоции сменялись на лице Алии.

— Ты права, — честно призналась она наконец.

— В этом кроется немалая опасность, — подтвердила Ронуин. — Предпочитаю сохранить твою дружбу, Алия, а не вынашивать соперника Мохаммеду.

— Но у тебя может родиться дочь, — возразила та, — а Рашид жаждет иметь девочку, столь же прекрасную, как ты.

У него рождаются не только сыновья!

— Он берет меня едва ли не каждую ночь, обильно орошая семенем мой потаенный сад, так что скорее всего это будет сын. Я знаю, что делают в гареме для предотвращения зачатия. Найлек все объяснила. Пожалуйста, дай мне немного времени, прежде чем я перестану принимать по утрам отвар. Мне нужно подумать. Даже если он посчитает меня бесплодной, все равно не перестанет любить и наслаждаться моим телом. Может, я и в самом деле сумею хоть немного полюбить его, — попросила Ронуин.

— Она мыслит куда разумнее, чем я предполагал, — вмешался Баба Гарун, выступая из-за висевшего на стене ковра. — Не осудите меня за то, что подслушивал. Вы знаете — я лишь исполнял свой долг. Разве не я был с тобой рядом с самого твоего детства, госпожа Алия? Госпожа Hyp мудро оценила последствия столь серьезного шага. А вдруг халиф и в самом деле полюбит ее сына больше, чем принца Мохаммеда? Вряд ли она будет поощрять подобные вещи, ибо по природе не зла и не тщеславна, но не в нашей воле управлять чувствами халифа. Тогда разразится настоящая катастрофа — как для Синнебара, так и для всех нас. Прислушайся к Hyp, госпожа!

— Судьбу, дорогой Баба Гарун, не перехитришь. Недаром у евреев есть поговорка: «Человек предполагает, а Бог располагает», — спокойно ответила Алия. — Если Рашид желает дитя от Hyp, ее долг — подарить ему сына или дочь.

Но я готова исполнить ее просьбу и немного подождать, прежде чем она выполнит этот долг.

— Слушаю и повинуюсь, госпожа, — пробормотал евнух.

Ронуин послушно склонила голову перед первой женой халифа, но после передала Найлек их разговор.

— Дитя! — обрадовалась Найлек. — Чудесно, просто чудесно! Я сразу поняла, что боги улыбаются тебе! Госпожа Алия правду говорит: халиф любит тебя. Многие в гареме сгорают от ревности, хотя ты их даже не замечаешь.

— Меня мутит от них, — отозвалась Ронуин. — Целыми днями ничего не делают, только лежат, едят сладости и прихорашиваются в надежде, что халиф их заметит. Мне куда интереснее общество госпожи Алии.

— В городе появился прекрасный юный музыкант. Голос у него как у соловья. Он поет в чайхане, и весь город сбегается слушать его по вечерам, — сообщила Найлек. — Халиф повелел ему послезавтра прийти во дворец и развлечь нас песнями и игрой на лютне.

— Но как это возможно? — удивилась Ронуин. — Мужчинам не позволено видеть наши лица.

— Весь гарем, кроме тебя и госпожи Алии, рассядется в нишах, за занавесками. А вам разрешат сидеть у ног халифа, в чадрах, разумеется, — пояснила Найлек. — Кроме вас, будет всего несколько гостей; визирь, казначей и имам. Праздник в узком кругу.

— Я всегда любила музыку, — задумчиво вздохнула Ронуин, — хотя наша музыка совсем не такая, как у вас.

— Этот музыкант — чужеземец. Он и его друзья поют на разных языках. Может, и на твоем тоже.

— — Сомневаюсь, — покачала головой Ронуин. — Валлийский — трудный язык. Почти такой же сложный, как арабский.