Память любви
Шрифт:
— По крайней мере совесть моя чиста, — выдохнула Ронуин. — Глинн, где сейчас Эдвард?
— В последний раз я видел его в Акре… но… Ронуин… я должен кое-что рассказать… Видишь ли, Эдвард считает тебя мертвой и… словом, он готовится к свадьбе с Кэтрин де Боло…
— Значит, нужно поскорее добраться до Акры, — решила она.
— Нет, — возразил Глинн, — мы должны плыть в Англию, чтобы ты оказалась в Хейвне ко времени возвращения мужа и встретила его на пороге. Ничего не :. скажешь, Кэтрин — милая девушка, но , ее братец Рейф — крепкий орешек.
— И каким образом мне заставить Рейфа покинуть Хейвн? — запальчиво спросила сестра.
— Наш отец поможет, если попросишь его, сестрица. Сейчас не время ершиться. Спрячь свою гордость подальше, — резко парировал Глинн.
— Может, лучше поехать в Акру, чтобы Эдвард увидел меня и не посчитал, что его хотят обмануть?
— Нет! Хотя бы раз в жизни, сестрица, сделай как тебя просят и не упрямься! Именно твердолобое своеволие — причина всех твоих бед. Ты всегда поступала, как в голову взбредет, а не как следует, как подобает примерной жене и дочери!
Эдвард вне себя от гнева! Ты бросилась в бой, позволила захватить себя в плен, а в результате он потерял не только жену, но и верного рыцаря! Он потребует абсолютной откровенности и вправе сделать с тобой все, даже убить, если узнает, что ты принадлежала другому. Тебе понадобится немало сил и хитрости, чтобы остаться его супругой. Эдвард может выгнать тебя, и никто его не осудит.
— Я люблю его, — заявила Ронуин так убежденно, словно это могло решить все проблемы. — И знаю, что он тоже меня любит.
Любит ли? Как мог Эдвард столь легко смириться с ее исчезновением и начать строить планы новой женитьбы? Она окончательно растерялась.
— Лучше быть дома, как приличествует верной жене, какой он всегда хотел тебя видеть, чем мчаться в Акру, — внезапно поддержал Глинна От.
— Вы все в этом уверены? — беспомощно пробормотала Ронуин.
Глинн спокойно кивнул.
— Нужно спешить, сестра, — твердо сказал он. — Но сначала тебе необходимо как следует подготовиться к путешествию. Караван выходит на рассвете. На полке найдешь миску, тряпки и два кувшина. В большом — краска для кожи. Ты должна покрыть ею все тело. Дочь нашего хозяина вымажет тебе спину. Содержимым маленького кувшина выкрасишь волосы в черный цвет. На стуле твоя одежда: шаровары, рубашка, халат и сапоги. Бурнус у тебя есть. Береги его. Баба Гарун вшил в потайной карман золотые монеты.
— Зачем мне краситься? Это зелье смердит! — фыркнула Ронуин.
— Как только нанесешь его на кожу, вонь выветрится.
Ты слишком светлокожая, Ронуин, а нужно выглядеть мальчишкой, который всю жизнь провел на свежем воздухе. Если штанина задерется, все увидят белую ногу и нас в два счета разоблачат. Я знаю, трудно подчиняться приказам младшего брата, но прошу: сделай это ради всех нас! Сначала волосы, чтобы девушка, которая потом поможет тебе, не знала их истинного цвета и не проболталась, — велел Глинн.
Мужчины вышли, а Ронуин с тяжелым вздохом принялась за дело. Она еще раньше остригла волосы так, что они теперь едва доходили до подбородка. Оставалось надеяться, что они отрастут до возвращения Эдварда домой. Раздевшись догола, она налила краску в тазик, разбавила водой, окунула туда голову и принялась энергично втирать черную пасту в золотистые пряди. Потом подождала немного и промыла волосы водой. Проверить, что получилось, не было возможности. Такая роскошь, как зеркало, очевидно, оказалась не по карману менестрелю.
Настала очередь большого кувшина. Когда белыми остались лишь плечи и спина, она позвала на помощь, и в комнате появилась молоденькая девушка.
— Давайте, госпожа, я закончу работу, которую вы так хорошо начали, — пролепетала она и стала размазывать коричневатую жидкость по спине Ронуин.
Та не сразу поняла, что девушка говорит по-норманнски! Прошло немало времени, прежде чем она последний раз слышала норманнскую речь. С Фулком они беседовали по-арабски, с братом и Отом — по-валлийски. Но стоило ей раскрыть рот, и слова полились сами собой.
— Ты говоришь на языке франков. Значит, приехала оттуда? — поинтересовалась Ронуин.
.. — Нет. Мой отец, которому принадлежит этот дом, занимается торговлей. Я его единственное дитя и помогаю чем могу. Иногда даже езжу по делам в Карфаген, поэтому и знаю несколько языков.
— По всему видно, ты способная ученица, — коротко заметила Ронуин.
Как только краска высохла, Ронуин поспешно оделась.
Девушка к тому времени ушла. Ронуин как раз натягивала сапоги, когда в комнату вошел брат и критически осмотрел ее с головы до пят.
— Ты перевязала груди? — спросил он.
Ронуин кивнула и, встав, медленно повернулась под его взглядом.
— Успела найти потайной карман? — допрашивал он.
— Даже два, и оба битком набиты, — заверила она. — Придется не расставаться с плащом.
— Прекрасно. Для посторонних я менестрель, а ты мой брат и один из музыкантов.
— На каком же инструменте я играю? — засмеялась она.
— На тамбурине, — серьезно ответил Глинн. — По крайней мере хоть мои песни не испортишь! Всякий дурак может трясти тамбурином.
— Благодарю за «дурака», — обиделась Ронуин.
— Нам пора.
— Ты стал таким взрослым и сдержанным.
— Пойми, сестра, мы еще не выбрались из Синнебара. Не обрести мне покоя, пока не ступлю на христианскую землю, и ты тоже должна быть начеку, — объяснил Глинн. — Мне больно, что Эдвард так легко отказался от тебя. Он провел в поисках всего четыре дня, прежде чем снова последовать за принцем Эдуардом. Я говорил ему, что ты жива, всем сердцем ощущал это, но он и слушать меня не захотел. Теперь мой долг — вернуть тебя в Хейвн-Касл. Я сделаю то, на что оказался неспособен твой прекрасный рыцарь, — привезу тебя домой.