Память любви
Шрифт:
Я уже немолод, сир, и, не имея законных наследников, должен был думать о семье. Мои родные всегда надеялись, что я женюсь на своей кузине Кэтрин. Уверившись, что овдовел, я предложил ей руку, и через десять месяцев жена подарила мне сына. Незадолго до его рождения в Хейвне появилась Ронуин, дочь Ллуэлина, с таким видом, словно ничего не произошло. Объявила, что все это время провела в гареме, и хвасталась, что другой мужчина обучил ее науке любви, чего я так и не сумел сделать. Увидев, как обстоят дела, она с угрозами покинула Хейвн. Я взбешен тем, что она имеет наглость чего-то требовать от меня! Это она должна на коленях
Воцарилась тишина.
— Ронуин, дочь Ллуэлина, выйди вперед и поведай нам свою печальную историю.
Ронуин медленно поднялась и, встав перед королем, низко поклонилась. Потом повернулась к служителям церкви и отвесила второй поклон. Она заговорила так тихо, что присутствующим пришлось напрячь слух.
— Сир, и вы, господа! Я пришла сюда молить о правосудии. Эдвард де Боло заявил, что я была ему плохой женой, и это отчасти правда. После смерти матери отец отвез меня и моего брата Глинна в крепость на валлийской границе, где нас вырастили мужчины. Там не было ни одной женщины, которая наставляла бы меня. Через десять лет отец вернулся и объявил о моем предстоящем браке с де Боло.
Он пришел в ужас, увидев, во что превратилась его дочь, ибо я Тогда напоминала задиристого мальчишку.
Король и священники дружно засмеялись.
— Меня отвезли в аббатство, где настоятельницей моя тетка, и следующие полгода я училась быть женщиной. Тетя меня окрестила и просветила в христианской вере. Прибыв в Хейвн-Касл, я уже выглядела достаточно достойно, но все же мне предстояло еще многому учиться, чем я и занялась. Вижу среди собравшихся священника замка, отца Джона. Добрый отче, скажите по совести, разве я была плохой хозяйкой?
— Хорошей, госпожа моя, — кивнул священник.
Ронуин глубоко вздохнула.
— Благородные господа, я и в самом деле долго не допускала мужа в спальню. В нашу брачную ночь он грубо и жестоко подчинил меня своей воле, утверждая, что таков ваш приказ, сир. Ни тогда, ни тем более сейчас я не верила этому. Собственная похоть довела его до насилия. После этого я всегда боялась наступления ночи. По соседству не было ни одной дамы моего положения, которая могла бы дать мне совет и унять мои страхи. Потом в Хейвн прибыл принц Эдуард с извещением о крестовом походе. Я так обрадовалась! Принцесса Элинор собиралась ехать с мужем, и я поняла, что если стану сражаться за Господа нашего, он поможет мне преодолеть ужас перед супружеской постелью.
В Карфагене я преданно ухаживала за мужем. Он говорит не правду, заявляя, что я бросила его. Только мои заботы спасли его от смерти. Я настолько, устала сидеть на одном месте, что он сам предложил мне в тот роковой день потренироваться на мечах с одним из его рыцарей, сэром Фулком.
Де Боло даже настаивал, чтобы я надела доспехи, и сам помог мне облачиться. И тут началась стычка с иноверцами. Я совершила глупость… О, как я сейчас сожалею об этом! Я повела в бой воинов. Сэр Фулк присоединился ко мне. Мы победили в бою во имя Господа нашего Иисуса Христа! Но меня отсекли от основной массы сражавшихся и увели в горы.
В конце концов, я не закаленный воин, а всего лишь женщина и, хотя прекрасно владею мечом, ничего не понимаю в тактике.
Рейф, сидевший рядом с кузеном, едва сдержал смех. Да она намного умнее всех, кто здесь сидит! Надо же, как зачарованно они слушают ее рассказ! Кельтская ведьма околдовала их, и кузену это дорого обойдется!
— Сэр Фулк, — продолжала Ронуин, крестясь, — да упокоит Господь его светлую душу, помчался за мной и сумел сохранить мою тайну в глазах похитителей, пока мы не достигли Синнебара. Там нам стало известно, что я убила брата самого халифа. Враги привели меня на его суд. Узнав, что я женщина, он отправил меня в гарем. Светловолосые невольницы всегда высоко ценились арабами. Вместо меня казнили несчастного сэра Фулка.
Она снова перекрестилась и продолжала:
«— Халиф Рашид аль-Ахмет сделал меня своей второй женой, научил не бояться страсти и горячо полюбил, но все это время я желала лишь одного: вернуться к своему мужу, Эдварду де Боло. Я надеялась и молилась, и Бог смилостивился. Мой младший брат Глинн отправился искать меня и нашел в Синнебаре. Его слава поэта и менестреля достигла ушей главного евнуха халифа по имени Баба Гарун. По его совету брата пригласили во дворец развлечь обитателей песнями и музыкой. Он начал петь на валлийском, спрашивая, не здесь ли его сестра. Эту фразу он повторял всюду, куда заносила его судьба. В ту ночь ему наконец ответили.
Слезы покатились из глаз Ронуин, но она смахнула их, не прерывая рассказа:
— Как раз в это время халиф решил, что хочет от меня ребенка. В гареме всем женщинам, за исключением тех, кому позволено иметь дитя, каждое утро дают специальное зелье, чтобы предотвратить зачатие. Но Баба Гарун считал, что сын, родившийся у меня, может стать соперником старшего сына халифа Мохаммеда в борьбе за трон, и не скрывал своих сомнений. Тогда я поняла, что только он поможет мне сбежать. Так и вышло. Мне удалось тайно покинуть Синнебар, а Баба Гарун объявил, что я погибла, упав со скалы. Для пущей достоверности он разбросал под обрывом кости, волосы и мою разорванную одежду.
Несколько месяцев подряд мы с братом и его верные воины пробирались назад, на родину. Сколько трудностей нам пришлось пережить! Но когда я оказалась в Хейвне, отец Джон сообщил, что мой муж объявил меня мертвой и женился снова. Тут появилась леди Кэтрин, и я увидела, что она вот-вот родит. Только в тот миг я поняла, что навсегда потеряла Эдварда де Боло.
Слезы опять потекли по бледным щекам, и у многих мужчин сердце сжалось от жалости к этой несчастной храброй женщине.
— Добравшись до Акры, мой брат пытался уверить зятя, что я жива. Но тот и слушать ничего не пожелал. Он бросил меня без всякого милосердия, и теперь я умоляю вас, сир, о правосудии. Я прошу лишь о возвращении приданого и платы за позор, которым этот человек запятнал меня и мою семью. — Она покорно склонила голову и замолчала.
— Госпожа, — спросил архиепископ Кентерберийский, — почему же вы не нашли убежища от постыдного плена в смерти?
— Ваше преподобие, меня учили, что самоубийство — смертный грех, а кроме того, у меня не было оружия. За женщинами гарема следят днем и ночью. Они никогда не остаются одни.
Даже еду им приносят разрезанной. Ножей не дают. Они принуждены есть руками. Да и одежды на женщинах там почти не бывает, не говоря уж о кушаках или поясах.
— Вы действительно сказали, госпожа, что этот халиф обучил вас науке любви? — вмешался епископ Винчестерский.