Память Света/Память огня (др. перевод)
Шрифт:
И пала Тень на землю, и раскололся Мир, как камень. И отступили океаны, и сгинули горы, и народы рассеялись по восьми сторонам Мира. Луна была как кровь, а солнце как пепел. И кипели моря, и живые позавидовали мёртвым. Разрушено было всё, и всё потеряно, всё, кроме памяти, и одно воспоминание превыше всех прочих — о том, кто принёс Тень и Разлом Мира. И имя ему было — Дракон.
Пролог
ВО ИМЯ МИЛОСЕРДИЯ И ВСЕХ ПАВШИХ
Бэйрд сдавил монету большим и указательным пальцами. От ощущения того, как сминается металл, стало крайне не по себе.
Он отвёл большой палец. На твёрдой меди в неверном свете факелов ясно виднелся отпечаток. Бэйрда пробрал озноб, словно он провёл целую ночь в подвале.
В животе заурчало. Снова.
Северный ветер усилился, заставив взметнуться пламя факелов. Бэйрд сидел рядом с центром лагеря, прислонившись к большому валуну. Запасы еды испортились давным-давно. Голодные люди возле костровых ям что-то бормотали себе под нос, грея руки над огнём. Другие находившиеся поблизости солдаты принялись выкладывать на землю все металлические вещи — мечи, пряжки, доспехи — будто бельё на просушку. Возможно, они надеялись, что с восходом солнце вернёт металлу прежние качества.
Бэйрд скатал то, что некогда было монетой, в шарик. «Сохрани нас Свет, — подумал он. — Свет…» Он отбросил получившийся шарик в траву и поднял камни, которыми занимался до этого.
— Я хочу знать, что здесь произошло, Кайрам, — отрывисто бросил лорд Джарид. Он и его советники стояли неподалёку перед столом, заваленным картами. — Я хочу знать, как они подобрались так близко. А ещё я хочу голову этой треклятой Приспешницы Тёмного, королевы — Айз Седай! — Он в сердцах хватил кулаком по столу. Раньше его глаза не пылали столь исступлённым огнём. Испорченная провизия, странности, творящиеся по ночам — гнёт случившегося его изменил.
За спиной Джарида грудой лежал шатёр командующего. Волосы лорда, изрядно отросшие за время изгнания, развевались на ветру, рваный свет факелов освещал его лицо. Куртка, с тех самых пор как он выкарабкался из-под шатра, оставалась в приставшей сухой траве.
Озадаченные слуги перебирали железные колья шатра, которые, как и весь металл в лагере, стали мягкими на ощупь. Несущие кольца, пришитые к ткани, растянулись и порвались, как тёплый воск.
Ночь пахла неправильно: как затхлая комната, в которую никто не входил годами. Лесная поляна не может пахнуть древней пылью. В животе у Бэйрда опять заурчало. Свет, как же ему хотелось съесть хоть что-нибудь! Но вместо этого он сосредоточился на работе, с силой ударяя одним камнем по другому.
Он держал камни так, как в детстве его учил дедуля. Удары камня о камень каким-то образом помогали отгонять голод и холод. По крайней мере, хоть что-то в этом мире ещё оставалось крепким.
Лорд Джарид хмуро покосился в его сторону. Бэйрд был одним из тех десяти, кто по настоянию Джарида охранял его ночью.
— Я получу голову Илэйн, Кайрам, — сказал Джарид, повернувшись спиной к своим командирам. — Эта ненормальная ночь — дело рук её ведьм.
— Её голову? — раздался в стороне полный сомнений голос Эри. — И каким таким образом вам её принесут?
Лорд Джарид и все остальные вокруг освещённого факелами стола обернулись. Эри уставился в небо; на его плече красовалась эмблема: золотой вепрь, бросившийся на красное копьё. Это был знак личной гвардии лорда Джарида, но в голосе Эри почти не чувствовалось должного уважения.
— Чем, спрашивается, эту голову придётся отделять от тела, Джарид? Зубами?
От подобного возмутительного непочтения к вышестоящему лицу лагерь притих. Бэйрд в замешательстве прекратил бить камнем о камень. Да, ходили слухи о том, насколько неуравновешенным стал лорд Джарид. Но это?
Джарид едва не задохнулся от ярости, его лицо побагровело.
— Как ты смеешь разговаривать со мной подобным тоном? Ты! Гвардеец моей личной гвардии!
Эри продолжал разглядывать затянутое тучами небо.
— Ты лишаешься двухмесячного жалованья, — резко бросил Джарид, но его голос задрожал. — Понижен в звании и до особого распоряжения отправляешься чистить нужники. Если ты ещё раз посмеешь мне перечить, я велю отрезать тебе язык.
Бэйрд вздрогнул от холодного ветра. Среди остатков их мятежной армии Эри был лучшим. Остальные гвардейцы, потупившись, переминались с ноги на ногу.
Эри перевёл взгляд на лорда и улыбнулся. Он промолчал, но каким-то образом слов и не требовалось. Отрезать язык? Каждый кусочек металла в лагере стал мягким, как сало. Кинжал самого Джарида весь перекорёженный лежал на столе — когда лорд вынимал его из ножен, он растянулся. Даже кафтан Джарида болтался нараспашку — лишившись серебряных пуговиц.
— Джарид… — сказал Кайрам. У юного лорда — отпрыска одного из малых домов, сохранивших верность Саранд, было худощавое лицо и пухлые губы. — Ты и вправду думаешь… на самом деле думаешь, что в этом повинны Айз Седай? Они испортили весь металл в лагере?
— Конечно, — рявкнул Джарид. — Кто же ещё? Только не говори, что веришь в сказки, которые рассказывают у костра. Последняя Битва? Пф!
Он перевёл взгляд на стол. Там, развёрнутая и прижатая камнями по углам, лежала карта Андора.
Бэйрд снова взялся за свои камни. Тук, тук, тук. Сланец и гранит. Ему пришлось попотеть, разыскивая подходящие куски того и другого, но дедуля научил Бэйрда хорошо разбираться в камнях. Когда отец Бэйрда ушёл и стал мясником в городе, вместо того чтобы поддерживать семейное ремесло, старик почувствовал, будто его предали.
Мягкий, гладкий сланец. Гранит, с неровностями и выступами. Да, в мире что-то ещё осталось по-прежнему крепким. Что-то — и совсем немногое. Теперь мало на что можно положиться. Непоколебимые в прошлом лорды теперь размякли, подобно… да, подобно металлу. Небо бурлило чернотой, а храбрецы — те люди, на которых Бэйрд равнялся уже много лет — тряслись и скулили по ночам.
— Я обеспокоен, Джарид, — сказал Дэйвис. Немолодого лорда Дэйвиса, как никого другого, можно было назвать доверенным лицом Джарида. — Мы уже много дней не встречали ни единой живой души — ни фермеров, ни королевских солдат. Здесь что-то происходит. Что-то не так.