Память
Шрифт:
***
Истощённые узники… Девчонки и мальчишки… Большей частью они были старше Гриши, но ему хотелось обогреть каждого. А для них… Для них он был освободителем, долгожданным святым ангелом, пришедшим, чтобы спасти. И совсем юного солдата, занимавшегося истощёнными людьми, обнимали и целовали не сдавшиеся люди. Знать, что тебя ждут, что для кого-то ты являешься очень важным, было необыкновенно.
Какой-то очень усталый дядя из узников рассказывал Грише об организации подполья в концлагерях. Он, казалось, сам не понимал, что и кому говорит, просто рассказывал, рассказывал, рассказывал всю ночь, а наутро умер. Не всех можно было спасти,
Обосновавшись в небольшом, покинутом хозяевами доме, три медсестры и Гриша с Машенькой, уже начавшей потихоньку говорить, обустраивали своё временное жильё. Война катилась к концу, совсем скоро они поедут, как мечталось, в загадочный и чудесный город Ленинград, о котором так любила рассказывать Верка. Там у них будет много хлеба, мороженое, как до войны… Девушка так вкусно рассказывала о том, как на круглую вафлю выдавливается кругляш удивительно вкусного мороженого, прикрытого бумажной обёрткой… Но счастье было не в мороженом, а в… семье?
– Так, Гришка, а ну-ка иди, погуляй, – улыбчивая Верка прогнала сержанта на улицу. – Сейчас будем нашу красавицу купать.
Дело было даже не в купании Машки, а в том, что помыться собирались и старшие девушки, пацана как раз стеснявшиеся.
– Хорошо, Вера, – улыбнулся мальчик, выходя на улицу. До линии фронта было не так далеко, о чем говорили «бухи» полковой артиллерии, расположенной совсем недалеко – гаубицам было нужно расстояние, это Гришка уже знал.
Отойдя от дома, мальчик присел на скамеечку, подставляя лицо весеннему солнцу. Вокруг бегали солдаты и санитары, проезжали танки и самоходные установки, отличавшиеся неподвижной башней, что значило – скоро наступление. Ещё один рывок к вражьему логову, к Победе. Эта всеобщая мечта о Победе стала и мечтой когда-то английского мальчишки, уже почти забывшего своё прошлое. Да, сейчас бы он не цеплялся за дом, как тот десятилетний мальчик, которым он был в своей прошлой жизни, а сбежал бы, но сейчас он был сержантом медицинской службы, награждённым медалями, нужным многим людям. У него были сёстры и санбат – огромная семья.
Неизвестно откуда прилетел этот снаряд. Может быть, фрицы «докинули», как говорили артиллеристы, или же свои ошиблись с наводкой, что редко, но тоже случалось на войне. Этот момент не раз потом приходил в снах к Григорию Лисицыну: взлетающие вверх, разлетающиеся в стороны доски, кирпичи, цементная пыль – то, что осталось от их небольшого дома после попадания снаряда. Мальчика ударной волной сдуло со скамейки, что и спасло ему жизнь, а вот девчонкам…
Потом он бежал к дому, пытался разобрать то, что от него осталось, надеясь, что хотя бы кому-то из девчонок повезло. Рядом были солдаты, бросившиеся на помощь отчаянно кричавшему мальчишке. Гришка что-то тащил, его пытались оттолкнуть, но мальчик упорно растаскивал обломки, ломая ногти, пытаясь докопаться до родных. Он их и нашёл – изломанное тело Верки в одной рубашке и то, что осталось от Машеньки. От полного горя вопля мальчишки замерли все вокруг. Гриша снова был один.
– Давай, поешь, – пожилая медсестра принесла Грише тарелку каши с тушёнкой. – Надо есть, чтобы были силы.
Мальчика хотели отправить в тыл, но начальник санбата не дал, сказав, что тот просто не выживет.
– Зачем мне силы… – почти сломленный сержант, второй раз, как думали окружающие, потеряв семью, просто не чувствовал себя в силах жить.
– Как ты думаешь, Вере понравилось бы такое поведение? – упрекнула женщина. – Ты теперь должен жить, чтобы отомстить!
– Отомстить…
То, что зря она сказала именно так, Зинаида Тимофеевна поняла намного позже, но тогда эти слова оживили мальчишку, дав ему смысл и цель.
И Гришка снова отправился на передовую, спасая, вытаскивая раненых, он не кланялся ни пулям, ни взрывам, как будто мальчику было совершенно наплевать на то, будет ли он жить. Но пули будто сторонились его, не желая прерывать эту жизнь. Часто поглядывавший в сторону Гриши комдив уже готовился подписать приказ, который, по мнению взрослого человека, мог бы спасти жизнь отчаянного мальчишки.
Ворвавшиеся на станцию солдаты увидели этот вагон с хорошо известной им надписью и сразу бросились к нему. Тот факт, что вагон с надписью «RUS» оказался пустым, никого не обрадовал, нужно было спешить. Гришка бежал вместе со всеми, надеясь на то, что хоть кого-то сумеет спасти. Что сейчас происходило, солдаты уже понимали – проклятые фашисты выливали кровь из детей, чтобы влить её своим раненым. Шансы успеть были, но вражеский госпиталь неожиданно ответил огнём.
Пока солдаты медленно, под обстрелом, продвигались вперёд, Гришка, увидев небольшое окошко сбоку здания, рванулся туда. Где могут быть фашисты, он себе уже представлял – это был не первый госпиталь такого плана. Ударив ногой в дверь, мальчик понял, что почти опоздал. Эти как раз убивали, видимо, последнюю девочку, но успеть было можно и, уложив этих одной длинной очередью, Гришка рванулся на помощь девчонке.
Отложив автомат, он нашарил санитарную сумку, чтобы оказать первую помощь, но стоило ему только обнять девочку, как внезапно всё вокруг залил очень яркий белый свет…
– Да, товарищ генерал, – докладывал комдиву начальник госпиталя. – Даже тела не осталось, непонятно, что произошло, но вспышку видели многие.
– Эх, не дожил наш Гришка, – вздохнул комдив. – Хорошо, пиши его навечно… Хоть так до Берлина дойдёт.
Глава третья
Виолетта Стоун жила с мамой и папой, семья её была вполне счастливой, по крайней мере, по её мнению. Ни о каких колдунах девочка и слыхом не слыхивала, откровенно считая всяких колдунов и магов сказкой. Она училась в школе, где её не особо любили из-за характера. А в характере девочки были виноваты всякие дяди и тёти, приходившие в гости в семью Стоун.
Приходили они в гости к маме, но их дети оставались поиграть с Виолеттой, а дети офицеров – это отельная сказка. Девочка росла с уверенностью в том, что с ней ничего случиться не может, и она знает лучше, как правильно. Впрочем, учиться ей это не мешало, скорей, не отвлекало на всякие, по её мнению, «глупости».
С отличием окончив начальную школу, Летта, как сокращённо называли её родители, проучилась год в средних классах, когда произошло нечто, что полностью лишило девочку опоры под ногами. Она была уже большой, двенадцати лет, поэтому из школы домой возвращалась сама. Вот на пути к автобусной остановке это и случилось. Рядом с ней затормозила какая-то чёрная машина, оттуда выскочили люди в костюмах такого же цвета и, заткнув рот девочке, погрузили её в транспорт.
Летта, разумеется, вырывалась, пытаясь кусаться, но добилась только чувствительных ударов, один из которых попал по голове, отчего она потеряла сознание. В себя девочка пришла, будучи полностью раздетой, что её очень испугало. Была она заперта в какой-то камере без окон. Стены оказались железными, на полу стояла миска с чем-то непонятным и лежал кусок хлеба. Неподалёку обнаружилось ведро, предназначения которого девочка сначала не поняла. Но туалета не было, поэтому пришлось воспользоваться ведром.