Памяти не предав: Памяти не предав. И снова война. Время войны
Шрифт:
Я ждал звонка, но все равно телефон задребезжал неожиданно и весьма мерзко. Чертыхнувшись про себя, что лучше бы они настроили какую-нибудь мелодию, поднял трубку и коротко сказал:
– Слушаю.
Знакомый голос бодренько меня приветствовал.
– Доброй ночи, Сергей Иванович.
Это был не Берия, а Судоплатов, но тем не менее этого человека я был очень рад слышать.
– Доброй ночи, Павел Анатольевич.
– Я бы хотел извиниться за сложившуюся ситуацию, но, как понимаю, простые извинения сейчас не нужны.
– Да. У меня погибли три человека, на контролируемой вами территории. По сути дела, нас заманили
– Я вас прекрасно понимаю. Все получили строгие указания относительно вашего статуса и никаких неожиданностей быть не должно. Что с Ивакяном?
– Убит в перестрелке, когда со своими костоломами мне ребра ломали.
– Даже так? Это очень прискорбно, у нас к нему накопилась масса вопросов.
– Я так тоже подумал, когда пришел в себя. Видимо, мои товарищи вышли с вами на связь. У меня сейчас нет возможности с ними пообщаться, но очень хочется узнать, чем закончилась попытка проникновения?
– По словам вашей супруги, всех взяли без единого выстрела, все остальное давайте обсудим на месте. Я срочно вылетаю в Крым.
– Хорошо, буду ждать.
Рядом стоял Егор и внимательно прислушивался к разго-вору.
– Ну что, товарищ майор?
– Вроде как нормалек. На Базе всех повязали. Теперь в нашу сторону никто не пикнет. Все, зови этого Колобка-Нефедова, пора заканчивать Инкерманскую эпопею и возвращаться домой.
Егор ухмыльнулся.
– А почему Колобка?
– А этот урод во время последнего штурма города летом сорок второго оставит целой и невредимой всю картотеку горотдела НКВД и загса немцам, и те в течение нескольких суток уничтожат всю подпольную сеть, которая будет оставлена в городе.
– О как. Да уж. И что будем с ним делать?
– А ничего, пусть Берия разбирается со своими кадрами сам. Это его дерьмо, и он его должен вычищать, нам своих проблем хватает, наше дело доложить.
По прошествии получаса мы наконец-то смогли, не опасаясь выстрелов, выйти из катакомб. Светлеющее на востоке небо явно давало понять о начале нового непростого дня. При свете прожектора и фар приехавших машин в срочном порядке увозились раненые и наводился порядок. Красноармейцы и краснофлотцы, которые буквально несколько часов назад так азартно пытались нас подстрелить, деловито расхаживали невдалеке, бросая недобрые взгляды. Их можно было понять – постреляли их знатно, человек двадцать раненых из их подразделений уже увезли в город. Но даже в такой сложной обстановке мы старались их щадить и били по конечностям, но ночной бой – штука серьезная, и все предусмотреть просто нереально, и как доказательство этому было шесть тел убитых красноармейцев, которых отдельной машиной вывезли куда-то за город люди Нефедова, развившего бурную деятельность.
Мы расположились в стороне, на обломках полуторки, искореженной при прорыве бронетранспортера. Санька и еще пара человек что-то там копались под присмотром нескольких бойцов НКВД, которые после конкретной вздрючки и истерических криков начальника горотдела НКВД Севастополя не то чтобы подобрели, но старались вести себя подчеркнуто вежливо, прекрасно осознавая, на кого они наехали этой ночью. К сожалению, БТР был не на ходу. Восстановить при желании его можно было бы, учитывая наличие в Севастополе мощной промышленной базы, ориентированной на ремонт кораблей Черноморского флота, но вот светить «экспериментальную» технику людям, которые в принципе могли попасть в руки к противнику, как-то не хотелось. Поэтому с помощью пригнанного гусеничного артиллерийского тягача БТР снова загнали в пещеру, накрыли брезентом, опечатали и выставили охрану. Неуемные Санька и Егор Карев демонтировали радиостанцию и заминировали бронетранспортер на случай непредвиденных обстоятельств. Нечто подобное было проделано с остатками сгоревшего джипа, который удалось потушить только к утру…
Отдельно в стороне уложили тела «пришлых», как их называл Нефедов, Ивакяна и четверых его охранников. К сожалению, никого живьем взять не удалось: в суматохе боя в замкнутом пространстве, особенно когда в качестве последнего довода используется пулемет, трудно ожидать иных результатов…
Оставаться в Инкермане уже не было смысла, поэтому всех уцелевших бойцов из нашего подразделения в специально пригнанном автобусе должны были отвезти в Севастополь и разместить в здании школы, находившейся недалеко от горотдела НКВД.
Пользуясь особым уважением Нефедова, я ехал вместе с ним в легковом автомобиле, марку которого я так и не вспомнил, и сквозь дикую головную боль и тошноту выслушивал его краткий доклад о судьбе наших раненых бойцов, размещаемых в отдельных палатах флотского госпиталя, и то, что им была оказана немедленная медицинская помощь.
Утро уже было в самом разгаре, но низкие тучи и пасмурная погода создавали гнетущую обстановку, особенно на фоне прошедших событий. Когда машина стала спускаться с холма, впереди снова раскинулось море, и где-то вдалеке через окно в облаках прямо в воду били лучи солнца, как бы выделяя ярко освещенный кусок водной глади. Посматривая по сторонам, я про себя усмехнулся, узнав знакомый рельеф, поняв, что в будущем тут будет проспект Победы. Как-то символично все это выглядело.
Машину резко подбросило на кочке, мне сразу стало хуже. Тошнота, головокружение навалились с новой силой, и, не сумев удержать равновесие, я завалился на Нефедова, который что-то увлеченно рассказывал. Он удивленно попытался оттолкнуть, но, быстро разобравшись в ситуации, стал сначала меня трясти, что добавило к тошноте еще и боль в поломанных ребрах:
– Товарищ майор! Товарищ майор, что с вами?
Но, добившись только стона, крикнул:
– Тормози…
Выскочив из машины, Нефедов подбежал к идущей следом полуторке, в кабине которой вольготно расположился Артемьев, считавшийся вторым человеком в отряде и по документом носящий такое же звание в аппарате НКВД, как и испуганный начальник горотдела. Санька сразу выскочил из машины:
– Что случилось?
– Майор сознание потерял.
Артемьев тем не менее взял автомат на изготовку, окинув взглядом окрестности, тихо шепнул в микрофон гарнитуры: «Внимание», после чего в кузове, где расположились несколько бойцов в необычной пятнистой форме, защелкали автоматы и пулеметы, снимаемые с предохранителей. Он заглянул в машину, пощупал пульс и коротко выдал:
– Блин, хреново. Эти уроды его хорошо приложили… Давай в госпиталь.
Нефедов согласно кивнул. Переговорил со своим заместителем, который должен был сопроводить остальную часть отряда в школу, быстро сел в машину, где уже на переднем сиденье по-хозяйски разместился Артемьев, и коротко бросил: