Памятники русской публицистики XV и XVI веков
Шрифт:
А Иван Васильевич, князь великий владимирский и новгородский, всей Руси самодержец, возвратился оттуда в Москву с победой великой месяца августа тринадцатого; также и все братья его, и князья, и воеводы, и все воины их с большой добычей...
XV в.
(Памятники литературы Древней
Руси. Вторая половина XV века. М.,
"Художественная литература", 1982,
с. 376 - 403).
ИЗ "ИСТОРИИ О ВЕЛИКОМ КНЯЗЕ МОСКОВСКОМ"
А. М. КУРБСКОГО*
Многократно многие светлые мужи вопрошали меня с большой настойчивостью: "Отчего это случилось с таким прежде добрым и великим царем, не раз за отечество, о здоровье своем не думая, в военных делах против врагов креста Христова труды тяжкие и беды, и бесчисленные поты претерпевавшим, и прежде от всех добрую славу имевшим?" И много раз отмалчивался со вздохами и слезами, не хотел отвечать. Впоследствии же, из-за частых вопросов, вынужден был кое-что рассказать о некоторых из происшедших событий и отвечал им так: если от начала и по порядку рассказывать, много пришлось бы писать о том, как в предобрый род русских князей всеял дьявол злые нравы,
Как говорят многие премудрые: "Доброму началу и конец бывает добр", также и наоборот: злое злым заканчивается; особенно же для человека, самовластного от природы, когда волю свою направляет он на злое и во всем против Божьих заповедей дерзает поступать. Князь великий Василий Московский** ко многим злым, не по закону Божьему, делам своим (которые и описывать и перечислять из-за краткости книжицы этой неуместно; то же, что достойно быть упомянутым, очень кратко опишу, как сумею) и такое прибавил: прожив с женой своей первой, Соломонией, двадцать и шесть лет, постриг ее, не хотевшую и не помышлявшую об этом, в монахини и заточил в дальний монастырь, от Москвы более чем в двухстах милях в земле Каргопольской лежащий, и приказал в темницу, тяжкую и уныния исполненную, затворить ребро свое - жену, ему Богом данную, святую и неповинную. И взял себе Елену, дочь Глинского, хотя и воспротивились ему в этом беззаконии многие святые и преподобные, не только монахи, но и синклиты*** его. Одним из них был Вассиан Патрикеев, пустынник, родственник ему по матери своей, а по отцу - внук князя Литовского. Оставя мирскую славу, вселился он в пустыню, и настолько строгой и святой была жизнь его в монашестве, что уподобился великому и славному древнему Антонию. Да не посчитает кто дерзкими слова мои - Иоанну Крестителю ревностностью уподобился; ведь и тот противился законопреступному браку царя, беззаконие творившего. Тот царь закон Моисея преступил, этот же - евангельский. Из мирских синклитов воспротивился ему Семен, по прозванию Курбский, из рода княжат Смоленских и Ярославских, а о нем и о святой жизни его не только в Русской земле ведомо, но и Герберштейн, знатный муж, цесарский великий посол, в Москве был и прознал, и в хронике своей свидетельствует, которую на латинском языке в Милане, в славном городе, будучи, написал.
_______________
* К у р б с к и й А н д р е й М и х а й л о в и ч - князь,
боярин, ровесник Ивана Грозного. Участвовал в Казанских походах, был
воеводой в Ливонской войне. Опасаясь опалы за близость к казненным
Иваном IV боярам, бежал в Литву. Автор ряда публицистических
произведений. В "Истории о великом князе московском" он раскрывает
характер Ивана Грозного, причины резких перемен в его поведении и
политике, осуждая массовые казни, другие беды, которые принесла
русским людям опричнина.
** В е л и к и й к н я з ь В а с и л и й М о с к о в с к и й
отец Ивана Грозного.
*** С и н к л и т - собрание избранных сановников.
Он же, прежденазванный Василий, великий, больше в гордыне и лютости, князь, не только не послушал их, столь знатных и достойных мужей, но того блаженного Вассиана, кровного родственника своего, приказал схватить и заточить. И связанным, как злодея, отослал святого мужа в прегорчайшую темницу к подобным ему самому в злости презлым иосифлянам, в монастырь их, и скорою смертью уморить повелел. Они же - лютости его быстрые исполнители и во всем злом помощники, к тому же еще и подражатели - уморили его вскоре. И других святых мужей - одних заточил пожизненно (один из них Максим Философ, о котором впереди еще поведаю), а других погубить повелел, имена же их на сей раз умолчу. А князя Семена прочь с очей своих прогнал, вплоть до смерти его.
Так зачат был нынешний Иоанн* наш, и родилась, в законопреступлении и в сладострастии, лютость... А этому злому началу еще и то помогло, что остался он после отца своего очень маленьким, около двух лет от роду, а через несколько лет и мать его умерла. Потом воспитывали его великие гордые паны, на их языке - бояре, растили на свою и детей своих беду, соперничая друг с другом, окружая лестью и угождая ему во всяком наслаждении и сладострастии.
_______________
* И о а н н - Иван IV.
А когда стал он входить в возраст, лет в двенадцать, и позже что вытворял, умолчу о многом и многом, однако же поведаю вот о чем. Первыми начал бессловесных животных кровь проливать, сбрасывая их со стремнин высоких, а на их языке - с крылец либо с теремов, также и иные многие непотребные дела творить, показывая склонность свою к жестокости (как говорит Соломон: мудрый милует души скотов своих, тогда как безумный бьет их нещадно); а льстивые наставники поощряли это и хвалили - на горе себе отрока учили. Когда же достиг он пятнадцати лет и больше, тогда начал и людей губить. Собрав вокруг себя ватаги юных, детей и родственников тех прежденазванных синклитов, по площадям и по торжищам начал на конях с ними ездить и простых людей, мужей и жен, избивать и грабить, скача и бегая всюду неблагочинно. Воистину, дела самые разбойнические вытворял и другое зло выделывал - о нем же не только говорить излишне, но и срамно. Ласкатели* же все это на свою беду восхваляли: "О, храбр, - говорили они, - будет этот царь и мужествен!" Когда же достиг он семнадцати лет, тогда те же прегордые синклиты начали подучивать его один против другого, чтобы отомстить своим недругам. И первым убили очень храброго стратега, мужа могущественного и великородного, происходившего из рода княжат Литовских, потомка короля польского Ягайло, по имени князь Иван Бельский, а был он не только мужествен, но и очень разумен, и в некоторых из священных писаний искушен.
_______________
* Л а с к а т е л и - льстецы, приспешники царя.
Спустя немного времени он уже сам повелел убить также благородного одного князя, по имени Андрей Шуйский, из рода княжат Суздальских. Потом, года через два, убил он трех великородных мужей: одного - близкого родственника своего, рожденного сестрой отца его, князя Иоанна Кубенского, который был у отца его великим земским маршалком, а происходил он из рода княжат Смоленских и Ярославских и был мужем очень разумным и тихим, в зрелых уже годах. А вместе с ним убиты были прежденазванные мужи - Феодор и Василий Воронцовы, родом из немецкой земли, потомки княжат Рижских. И тогда же убит был Феодор, по прозванию Невежа, знатный и богатый землевладелец. А незадолго перед этим, года за два, удавлен был им сын князя Богдана Трубецкого, юноша пятнадцати лет, Михаил именем, происходивший из рода княжат Литовских. А потом, помнится, в тот же год убиты были им благородные княжата: князь Иоанн Дорогобужский, родом из великих княжат Тверских, и Феодор, единственный сын князя Иоанна, по прозвищу Овчина, родом из княжат Тарусских и Оболенских. Еще совсем юные, как агнцы были они неповинно заколоты. Потом, когда бесчисленными злыми делами превысил он всякую меру, тогда Господь, чтобы усмирить лютость его, наслал на великий град Москву страшный огонь и так явственно гнев свой явил, что если бы по порядку обо всем писать, могла бы повесть целая выйти или книжица. А перед этим, еще в детские его годы, покарал Бог страну бесчисленными набегами варваров, то царя перекопского, то татар нагайских, то есть заволжских, а особенно, и хуже всех, царя казанского, сильного и могучего мучителя христианского, который властвовал над шестью различными народами. С их помощью он бесчисленное и несказанное разорение и кровопролитие учинял, так что уже в восемнадцати милях от Москвы все пусто было. Так же и перекопским, то есть крымским царем, и ногайцами вся Рязанская земля, аж до самой реки Оки, опустошена была. А изнутри человекоугодники вместе с царем молодым опустошали и разоряли нещадно отечество. Вот тогда это и случилось, после того прежденазванного пожара, сильнейшего и воистину очень страшного, о нем же всякий без сомнений скажет - явственный гнев Божий. Ну а что же тогда случилось?
Было возмущение великое всего народа, так что и сам царь бежал из города вместе с двором своим. И в том возмущении убит был народом один из дядей его по матери князь Юрий Глинский и дом его весь разграблен; другой же дядя его, князь Михаил Глинский, который был всему злому начальник, сбежал, и другие человекоугодники, бывшие с ним заодно, разбежались. И в это время, как будто Бог руку помощи подал, чтобы отдохнула земля христианская, свершилось дивное, и вот каким образом. Тогда вот, тогда, говорю, пришел к нему некий муж, пресвитер чином, а по имени Сильвестр, выходец из Новгорода Великого, обличая его из священных писаний и строго заклиная страшным Божьим именем; к тому же еще и про чудеса, и как бы про видение от Бога поведал ему (не знаю, были ли они истинными, или же замыслил он, зная о буйстве и о детских неистовых нравах царя, ужаснуть его; как отцы часто повелевают слугам стращать детей вымышленными ужасами, чтобы отвратить от излишних игр с презлыми сверстниками, так, думаю, и здесь блаженный лгал во спасение, добавил отчасти ужасов от себя, но этим великое зло исцелить задумал). Как и врачи делают, вынужденные к тому, гниющие гангрены разрезают железом и удаляют, то есть дикое мясо, вырастающее на ране, обрезают аж до живого мяса; подобно этому и он, блаженный, лжец правдивый, замыслил. Так и вышло на деле: душу его от прокаженных ран исцелил он и очистил и развращенный ум исправил, так и эдак наставляя его на стезю правую.
И соединился с ним тогда для доброго и полезного общего дела некий благородный юноша, именем Алексей Адашев; царем же тот Алексей в то время очень любим был, и во всем они были согласны. И был он общему делу весьма полезен и отчасти, в некоторых нравах, ангелам подобен. А если бы рассказал я о нем все по порядку, воистину, не поверил бы никто, настолько отличен он был от грубых и мирских людей. Если же посмотрим, как благодать святого духа верных в Новом Завете украшает, не по делам нашим, но по преизобильности щедрот Христа нашего, то не только удивительно не будет, но и станет очевидно, ведь и крови своей сотворитель всего не пожалел за нас пролить. Однако, прекратив об этом, к прежденазванным снова возвратимся.
Что же эти два мужа делают полезного для земли той, опустошенной уже, воистину, и жестоко порушенной? Приклони же ухо и слушай с прилежанием! Вот что творят, вот что делают: главную доброту начинают - укрепляют душу царя. И какого царя?! Царя юного, в злых страстях и в самовольстве без отца воспитанного, и сверх меры жестокого, и крови уже напившегося всякой, не только всех животных, но и человеческой. Прежде всего подручных его в прежних злых делах, одних удаляют от него (тех, что были особенно люты), других же обуздывают и сдерживают страхом Бога живого. А что ж еще к этому добавляют? Наставляют царя в строгом благочестии, молитвам, прилежным Богу, и посту, и воздержанию усердно следовать учит его этот пресвитер. И отгоняет от него тех прежденазванных прелютейших зверей (то есть ласкателей и человекоугодников, а губительнее их в царстве ничто не может быть), и отсылает, и отделяет от него всякую грязь и скверну, которыми прежде наделил его сатана. И призывает, и присоединяет себе в помощь архиерея великого города, а также всех предобрых и преподобных мужей, пресвитерским чином украшенных. И побуждают они царя к покаянию и, исчистив сосуд его внутренний, как подобает, к Богу приводят, и к святым, непорочным Христа нашего тайнам приобщают, и на такую высоту его, прежде бывшего окаянным, возводят, что даже многие соседние народы дивились обращению его и благочестию.