Памятники средневековой латинской литературы X-XII веков
Шрифт:
Во рту пересохло.
– Так и должно было произойти? – спросила я хрипло.
Ее молчание говорило само за себя.
«О-о, о…» – прошептал насмешливый голос в моей голове.
Я повернулась и обнаружила Тринадцатого лежащим на одном из надгробий. Он склонил голову набок, и в его глазах блестело что-то похожее на веселье. Белые пятна на шерсти выделялись на черном фоне.
Я сделала шаг назад, но скрежет снова разнесся по всему кладбищу. На этот раз он прозвучал так громко, что меня пробрало до костей.
Кейт завыла и резко повернулась ко мне, указывая окровавленным пальцем на что-то
Перед надгробием, ближайшим к выходу с кладбища, что-то появилось. Рука. Она медленно вырастала из земли. Всего несколько костей, покрытых какими-то мышцами и сухожилиями. За этой рукой появилась еще одна, а за ней – тело, разорванное на куски. Фигура выглядела как мужская, судя по той скудной одежде, которая все еще покрывала его… если у него еще было что прикрывать. Он едва походил на что-то большее, чем скелет, покрытый небольшим количеством плоти. На черепе не было ни единого волоска. Остатки его глаз уставились на нас, и мы вскрикнули. Он наблюдал за нами мгновение, несколько сбитый с толку, после чего отвесил нам строгий поклон, встал и выбежал с кладбища.
Он был не единственным.
Земля под нашими ногами внезапно завибрировала. Сломанная окровавленная кость задрожала и застучала в яме.
Постепенно, без остановки, из земли поднималось все больше рук в сопровождении то разложившихся целых тел, то и вовсе не более чем пары костей, которые разваливались и начинали трястись.
На наших ошеломленных глазах каждый обитатель кладбища Литтл-Хилл вырвался из заточения и преодолел барьер, разъединявший его с миром живых.
Мы стояли неподвижно в самом центре схемы призыва, не в силах произнести ни единого слова. И уставились друг на друга, когда первый крик разорвал тишину ночи.
Мои губы изогнулись в странной улыбке, и я пробормотала:
– Сдается мне, это вызовет больше, чем просто ужасную головную боль.
2
Плохие ученицы
Никогда не думала, что молчание – это пытка. Но в тот момент все было именно так.
Сидя в кабинете директрисы Бальзак рядом с Кейт, с поджатыми губами и уставшими от недосыпа глазами, я молча ждала. Хотя, сказать по правде, это была относительная тишина. С тех пор как первая рука вырвалась из земли, тишина исчезла.
Не все трупы, которых мы оживили, направились в Литтл-Хилл, где они жили или, по крайней мере, где прожили свои последние дни. Некоторые из них всерьез восприняли мой призыв и теперь вовсю разгуливали по залам Академии Ковенант.
За закрытой дверью кабинета периодически раздавались крики, отдаленные шаги и взволнованные голоса, произносившие заклятия и заклинания. Время от времени также слышались странные звуки, словно кости падали на пол.
Мы просидели так около трех часов. И мы так и должны сидеть здесь до тех пор, пока не приедут тетя и дядя. А на это уйдет достаточно много времени. В сентябре они обычно останавливались в Шэдоу-Хилл, летней резиденции семьи Сен-Жермен, неподалеку от деревни Грумбридж. Я слишком хорошо знала, сколько времени им понадобится, чтобы добраться сюда. Мы сами проделали тот же путь чуть более недели назад, когда приехали в Академию после каникул.
Тетя Эстер обожала Шэдоу-Хилл, свой дом, когда сезон в Лондоне еще не начался. Она любила гулять по бесконечным садам, пить чай в беседке, увитой цветами, устраивать танцы до рассвета. Для нее все это было подобно мечте, поэтому уверена, она пришла в ярость, когда ее вытащили из постели, чтобы сообщить, что ее дочь и племянница разбудили более ста мертвецов. Которые, кстати, не проявляли особого желания возвращаться туда, где они принадлежали.
Страж директрисы обвиняюще смотрел на меня. Его круглые совиные глаза были очень похожи на глаза женщины. В свою очередь, Тринадцатый игнорировал ее с присущей ему уникальной кошачьей манерой. Хотя в глубине души он вовсе не был котом.
Его желтые глаза, казалось, сияли так же ярко, как пламя, которое мерцало в канделябрах в кабинете, а черно-белая шерсть, короткая на большей части тела и длинная на лапах, сливалась с тенями на огромных книжных полках из красного дерева, заставленных книгами и магическими трактатами. Помимо полки камина, письменного стола и большого окна, стекла которого дрожали от ветра, стены кабинета были увешаны картинами и фотографиями бывших профессоров и директоров. Мне не нравилось смотреть на них слишком пристально. Каждый раз, когда я так делала, возникало ощущение, что они насмешливо улыбались и смотрели на меня в ответ.
Внезапные голоса заставили директрису поднять взгляд. Поверх криков послышался отдаленный гул, который усиливался, приближаясь к кабинету.
Кейт выпрямилась, напряглась и бросила на меня взгляд в тот самый момент, когда в моей голове прозвучал хриплый голос Тринадцатого:
«Да начнется же шоу».
У меня не было времени, чтобы ответить ему. От стука дверь в кабинет широко распахнулась, и вошла тетя Эстер, разъяренная, без привычной идеальной прически и со шляпкой набекрень. За ней, стараясь не отставать, шла профессор Мур, наша преподавательница, а замыкал шествие дядя Гораций. По его виду было ясно, что он одевался впопыхах и едва поспевал за двумя женщинами. А по румянцу на щеках я могла догадаться, что сегодня у них был один из их нескончаемых ужинов.
Прежде чем он закрыл за собой дверь, мне показалось, что один из первокурсников бежал по коридору, спасаясь от преследования обезглавленного трупа. Когда он исчез из поля моего зрения, остался только его вой, заглушенный четырьмя стенами.
– Господа… – наклонившись вперед, начала директриса Бальзак. Ее голос звучал на удивление спокойно.
– Это самый настоящий скандал! – прерывая ее, воскликнула тетя. Она чуть не сорвала с головы шляпу, оставаясь с завязанным пучком. Ее рыжеватые волнистые волосы были такими же, как у ее дочери, однако глаза, в отличие от ясных глаз Кейт, были темными, и теперь в них светилось пламя всех Семи Адов, вместе взятых. Сестра могла похвастаться стройной, точеной фигурой, а тетя была фигуристой и высокой, даже выше дяди Горация.
Тетя Эстер всегда одевалась по последнему писку моды. Ее платьям завидовал весь Лондон и Шэдоу-Хилл, и это несмотря на то, что она не хотела отказываться от турнюра, как навевали новые течения. В обеих ее резиденциях у нее было четыре гардеробных, каждая под определенное время года. Подруги навещали ее во время званых обедов или балов, словно это был модный салон. Вот почему растрепанная, без макияжа, в мятом платье и дорожном плаще, она не походила на саму себя. Ее Страж, летучая мышь, всегда сидевшая у нее на плече, когда поблизости не было людей Красных кровей, нервничая, порхала в метре от нее.