Памятное. Испытание временем. Книга 2
Шрифт:
Мы отправились в Гомель. Разумеется, с согласия родителей. Любой город с промышленными предприятиями обладал для нас непреодолимой притягательной силой. Тем более Гомель, он ведь по прямой всего в тридцати километрах от нашего дома. Направились туда мы, разумеется, пешком.
Дошли. Куда обратиться? В какое учреждение? С какой просьбой? Ничего лучше не придумали, как пойти на городскую биржу труда. Тогда в стране еще не была изжита безработица. Для зарегистрированных безработных находилась кое-какая работа, часто временного характера. Нам тоже предложили такую работу.
В городе шло строительство большого дома железнодорожного ведомства. Особой механизации строительных работ тогда еще не было. Наши обязанности сводились к тому, чтобы носить доски на третий и четвертый этажи. Этим и занимались с утра до вечера. За такой труд нам и платили.
Но главным для нас оказался обед. В середине дня в специальной столовой, к которой нас прикрепили, выдавалось лишь одно блюдо: либо первое, либо второе. Все же это был обед рабочего человека, пролетария!
На этой работе мы пробыли около трех месяцев. Место для ночлега у нас имелось, вроде бы можно и отдохнуть. Но мы находили время и присматриваться к городу, узнавать его порядки, образ жизни, который сильно отличался от сельского. Читали вывески учреждений и учебных заведений, предприятий и контор. Понимали, что на работу туда нас никто не возьмет. Для этого нужна определенная специальность, а у нас ее пока не было.
Поэтому мы через несколько месяцев и возвратились в свою деревню. Заработок в карманах лежал не ахти какой.
Родные старались подбодрить нас, но мы понимали, что мы – подмога для наших семей плохая и надо думать о каком-то выходе из положения. Вдохновляло нас на благие порывы и то, что мои родители и родители Васи не только не создавали помех, но даже поощряли наше желание учиться, что могло бы открыть нам перспективу, подготовило бы к получению какой-то специальности.
В конце концов мой друг все же уехал в Новозыбков. Потом он получил диплом, стал мелиоратором и работал в этой отрасли долгие годы. Так моя и Васина дороги разошлись. Впоследствии я часто вспоминал о своем старшем товарище.
А я пошел в школу в селе Речки. Это был райцентр неподалеку от нас. Школа должна была преобразоваться в профтехшколу со специальностью, которая и для меня, и для моих родителей была еще не очень ясна.
Но вскоре учащихся вместе с преподавателями перевели в Гомель. И на окраине города в помещениях, где еще недавно располагалась обитель монашек, организовали новую школу. Так в бывших монастырских стенах и пришлось привыкать к городской жизни, к коллективу новых товарищей и педагогов.
Там я почувствовал, что передо мной вырисовывается возможность продолжения учебы. Это была радость. Значит, думал я, после получения среднего образования смогу учиться и дальше. По какой специальности? Может, по технической, а может, и по другой. По технической представлялось мне самым реальным, тем более что в Гомеле находилась спичечная фабрика, носившая громкое название – «Везувий». Ей требовались и техники и инженеры.
Собственно говоря, вот этот этап юности и оказался решающим для выбора жизненного пути, по крайней мере на ближайшие годы.
Неясно было только, какие ветры подхватят и куда разнесут учащихся. Подхватили их эти ветры и разнесли в разные стороны.
Да, существовала какая-то могучая тяга подростка приобщиться к городу и, более того, к общественной жизни в нем. Конечно, порождена она была той общей атмосферой, что царила в стране после революции.
Конечно, из всего этого можно сделать и другой вывод. Возможно, имел место и элемент случайности. Стоило бы не поступить учиться, а оказаться просто на производстве – сельскохозяйственном или промышленном, и путь по годам и десятилетиям сложился бы по-иному. Да, вполне возможно…
Если бы меня спросили, какой совет дать юноше, вступающему в жизнь, – а я получаю письма и с такими вопросами, – то, пожалуй, на этот вопрос можно ответить следующее: вначале – учитесь учиться. В наш век всеобщей грамотности и насыщенности информацией нужно уметь выбирать необходимые сведения, стараться строить жизнь с пользой для общества.
Любил я и люблю книги. В любую свободную минуту общаюсь с ними. Сейчас их в моей домашней библиотеке около четырех с половиной тысяч. Скажу по секрету, что Лидия Дмитриевна, случается, упрекает меня:
– Опять книги, вся квартира ими забита, от них деваться некуда. Когда-то в Англии говорили, что овцы съели людей, а в нашей квартире скоро книги съедят людей!
Однако у меня в резерве есть очень сильный довод, который помогает:
– В каком институте ты училась?
– В Московском библиотечном, – отвечает. – А что?
– Так как же можно сравнивать книги с овцами?
А если говорить серьезно, то должен отметить, что хочется видеть советского человека всесторонне развитым, политически грамотным, преданным делу партии и народа, опирающимся на могучий фундамент самых современных знаний, достижений науки и техники.
Итак, пора остановиться. Путь, намеченный в воспоминаниях, я прошел. Когда я их писал, то мне показалось странным, что события и люди, с которыми меня сводило время, как бы спорили между собой: «Кто из нас важнее?»
Извечным кажется этот спор. Люди живут во времени. Великие исторические события происходят тоже во времени. Отделить одни от других невозможно. Из этого исходил и я.
Разумеется, писал о том, к чему имел отношение. Либо о том, что просто наблюдал, но что представляло собой общественную значимость.
Хочу сравнить пишущего с горнолыжником: он должен умело маневрировать на трассе, так обходить любые ухабы и камни, чтобы не разбиться, так хорошо владеть собой, чтобы долететь до финиша успешно, да еще и в кратчайшее время. Вот тогда он имеет основания выразить удовлетворение тем, что совершил.
В воспоминаниях преобладает тематика международного характера или соприкасающаяся с нею. Диктовалась она опытом – той тропой, по которой я шел в жизни.
Возможно, кое-кто, прочитав мою книгу, обнаружит, что каким-то событиям или людям я не уделил должного внимания, был скуп на слова. Другой, наверно, сочтет, что о некоторых событиях и деятелях можно было бы сказать поскромнее.