Памятное. Книга вторая
Шрифт:
Удар по реваншистским амбициям оказался настолько сильным, что через два года духовный отец реваншистского курса Аденауэр вышел в отставку. Недолго продержался на посту и следующий канцлер — Людвиг Эрхардт, пытавшийся продолжать обанкротившуюся политику отказа от признания ГДР.
Брандт вписал страницу в историю
Твердая позиция Советского Союза и других социалистических стран в борьбе за признание территориально-политических реальностей на Европейском континенте, конструктивные усилия по обеспечению безопасности в Европе, появление реалистических тенденций в политике ФРГ создали условия для подготовки договора между СССР и ФРГ.
Согласие на договор было обоюдным. Переговоры начались. Представители запаслись терпением. Аргументы отточены. Со стороны ФРГ их вел министр иностранных дел Вальтер Шеель.
В период переговоров у меня с ним состоялось пятнадцать встреч, чтобы довести основную подготовку документа до завершения. До переговоров с Шеелем пришлось еще пятнадцать раз встречаться также в Москве с известным деятелем социал-демократической партии Эгоном Баром, который являлся статс-секретарем в ведомстве федерального канцлера. Равное число встреч — просто совпадение.
Работа с обоими моими партнерами была достаточно эффективной, хотя дрались за свои позиции посланцы ФРГ с упорством. Однако то было время, когда в кресле канцлера ФРГ находился социал-демократ Вилли Брандт. А член его же партии Бар и представитель партии свободных демократов Шеель полностью разделяли взгляды Брандта. Они, эти взгляды, доминировали в позиции наших партнеров. Много было споров, зигзагов, тупиков, нервных вспышек, но основную нить участники не теряли, что и обеспечило договоренность.
Брандт был нам в Москве уже хорошо известен. Мои встречи с Брандтом дают основание сказать, что это один из выдающихся деятелей Федеративной Республики Германии. Во время войны он оказался в эмиграции в Швеции. Он предпочел лучше оставить свою страну, чем склонить голову перед свастикой. Это само по себе делало ему честь.
О Брандте писать и легко и трудно. Легко потому, что за сорокалетний период после войны он свои взгляды продемонстрировал достаточно полно. Продемонстрировал и на посту канцлера. А трудно потому, что человек он многогранный.
Прежде чем оказаться на верхушке пирамиды государственной власти в Бонне, Брандт в течение нескольких лет являлся бургомистром Западного Берлина. На этом деликатном и непростом посту он приобрел немалый опыт, который ему пригодился в последующем. Но не менее важным является и то, что, находясь у границы, отделяющей мир социализма от мира капитализма, он соприкасался с делами, которые возникали, да и сейчас продолжают возникать у властей Западного Берлина и правительства ГДР.
Естественно, бургомистру приходилось заниматься такого рода делами. Случалось входить в контакты не только с представителями ГДР, но и с советским посольством. Советским дипломатам и лично мне не раз доводилось замечать, что в ходе разговоров по текущим делам Брандт часто находил возможности, чтобы высказать свои взгляды и по вопросам отношений между СССР и ФРГ. Заглядывал он и дальше, высказывая меткие суждения по вопросам отношений между Востоком и Западом в целом.
Уже тогда Брандт ощущал ту основу, на которой только и могут строиться отношения между Советским Союзом и Федеративной Республикой Германии. Тезис о мирном сосуществовании государств с различным общественным строем он считал именно тем фундаментом, на котором можно возводить здание советско-западногерманских отношений. Считал и соответственно строил практическую политику в этой области.
В течение некоторого времени после победы на выборах социал-демократов в ФРГМосква присматривалась, какая волна в политической жизни этой страны возьмет верх — в сторону смягчения отношений или, наоборот, по направлению к тому зыбкому мосту, который строили Аденауэр и его преемники. Вдобавок стало ясно, что одного установления дипломатических отношений между СССР и ФРГ недостаточно. Две такие страны обязаны двигаться вперед в развитии своих отношений, а не останавливаться, чего фактически хотели Аденауэр и его преемник Эрхардт.
Немалые препятствия подписанию договора чинили его противники. Эти деятели часто больше тяготели к прошлому, нежели к будущему немецкого народа. В конце концов благодаря широкому взгляду на вещи и желанию привести дела в соответствие с реальностями жизни Брандт умелой рукой довел с западногерманского конца до успешного завершения переговоры, а затем и ратификацию договора. Хотя бессонных ночей ему, говорят, пришлось пережить немало.
Можно определенно сказать, что канцлер Брандт сделал стратегический ход в политике, когда дал согласие на то, чтобы под советско-западногерманские отношения подвести договорную основу.
Московский договор 1970 года
Советский Союз последовательно выступал за договор с ФРГ. И от него во многом зависело, каким быть этому договору. Мне памятно то время. На первой стадии основой для успеха, как ее видел Советский Союз, являлось то, чтобы стороны в качестве главной цели поставили — строить отношения мира. Это необходимо было ясно отразить в договоре.
Требовалось взять четкие обязательства о признании сложившихся после войны границ, в том числе границу по Одеру — Нейсе в соответствии с Потсдамским соглашением трех держав, о признании ГДР как суверенного государства, договориться о развитии между СССР и ФРГ взаимовыгодных экономических отношений и связей в других областях.
По всем главным пунктам, а также по тем, которые неизбежно вытекали из этих магистральных направлений, происходил детальнейший обмен мнениями. Пожалуй, ни до ни после этих переговоров мне и советским товарищам, которые работали вместе со мной, не приходилось так детально прорабатывать все стороны вопросов, как в ходе этих переговоров. Тут я должен особо подчеркнуть помощь со стороны видного советского дипломата В. М. Фалина.
Как и следовало предполагать, наиболее трудным оказался вопрос о границах. Вопрос о признании ГДР как самостоятельного, независимого государства сразу же превратился в проблему границы между двумя германскими государствами. Навязчивая концепция «объединения Германии», а точнее говоря, поглощения ГДР Западной Германией до конца оставалась камнем преткновения. Самых разных концепций в головах представителей ФРГ на этот счет было немало.
Не один раз я спрашивал Бара:
— Неужели вы не отдаете себе отчета в том, что Советский Союз не пойдет ни на какую сделку, которая приоткрывала бы лазейку для ущемления законных интересов ГДР как суверенного государства? Всякий намек на возможность объединения двух германских государств неприемлем, мы его категорически отвергаем, поскольку ГДР и ФРГ развиваются по противоположным социальным путям.
После затяжных и трудных переговоров западногерманская сторона согласилась снять свои претензии. Она ограничилась направлением в Президиум Верховного Совета СССР одностороннего письма с изложением своих взглядов по данному вопросу. С нашей стороны было заявлено: