Панцирь
Шрифт:
Из транса выводит тяжесть торбы, мускулы рефлекторно напрягаются не уронить, суставы ходят ходуном. Святой Каспер, и как такую гирю держала эта кроха, на ней же мяса нет, кожа как бумага!
Девушка, храня улыбку, робко отступает на шажочек. Позади нее с мультяшной богатырской важностью возвышается белобрысый парень в такой же красной футболке. С той же дурацкой надписью. Вполне гигант, но, в отличие от братца Риты, добродушный, располагающий, этакий Алеша Попович. У его ног покоятся пять торб, в каждой яблок столько, что ткань от натуги просвечивает.
Андрей думает, не вернуть ли эту тяжесть, нашли дурака, но… Ладно,
Не может уяснить, с каким именно чувством поворачивается и уходит – с охотой или неохотой. Ведь понятно же, что какой-то подвох, но со своей слабостью, неумением отвечать отказом на радушие, ничего поделать не может. По крайней мере, в данном случае критическая масса типа «пожалуйста, прыгни в окно» или «пожалуйста, одолжи миллион» преодолена не была.
Десятка через два шагов оборачивается, сам не зная, зачем, наверное, надеясь хоть на какое-то разъяснение.
– До свидания! – учтиво басит Алеша Попович, качает над головой лапищей.
– Всего доброго! – Девушка слегка подпрыгивает, тоже машет.
Андрей пришибленно кивает, мол, ага…
Бредет в разреженном людском потоке, состояние как после наркоза… Горячий свинец в мышцах убеждает перевесить торбу на спину, яблоки давят в нее, выгибают, нельзя даже опустить голову, словно Андрея заковали в доспехи.
В вечернем сумраке все желто-черное, как эмблема «Билайн», радио поет про море и пляж, мелькают лица в солнцезащитных очках и улыбках, фонтаны шипят и дышат прохладой, скамейки плывут равномерно с обеих сторон, будто челюсти какого-то древнего жвачного хренозавра.
Андрей пробует думать о скамейках и их пассажирах, но мысли как магнитом тянет к идиотской фразе на футболках. Какой, к чертям, фонд помощи голодающим детям? Такие фонды есть, но Андрей не похож на голодающего ребенка. Даже просто на ребенка. Или похож? Блин, столь увесистая щедрость внушит какую угодно ахинею. Ну, если на ребенка, допустим, похож – Маша порой относится к нему как ребенку, – то уж точно не на голодающего. Тем более – из Ганджубаса! Кстати, это где?
Воскрешает из памяти скудные знания географии: наверно, какая-нибудь крошечная страна на заднем дворе планеты, в Африке или Южной Америке… Но тут вспоминает, что это никакая не страна, а трава, которую курят наркоманы!
Нет, какого черта?!
Вновь оборачивается, на сей раз резко, требовательно, но активисты уже далеко – две красные точки…
На пути домой не утихает скверное предчувствие, яблоки давят слишком ощутимо, как горб, болезненный нарост, пронизанный нервами. Андрей взмокший и горячий, будто в спину тычут автоматы и ведут не понятно куда – на казнь или черт знает… Строит догадки: в торбе спрятана скрытая камера или диктофон, или снимают со стороны, а под яблоками какая-то дрянь, от мохнатых пауков до бомбы, или в самих яблоках – соль, перец, цианистый калий… За паранойю стыдно, к лицу приливает краска, хорошо, что мысли подслушивать пока не научились… Ну не может же просто так, даром, на халяву! В акцию добрых людей поверить мог бы, но, блин, фраза про ганджубас – она прямо вопит на весь город, что будет какой-то подвох! И когда подвох даст о себе знать – сейчас, через
Звонит мобильный.
– Маша, ты дома? – выдыхает Андрей в трубку с облегчением, что отвлекли от бредовых мыслей.
– Да, вернулась только что, – звонко и весело говорит Маша. – Удивлена, что тебя нет, думала, дрыхнешь.
– Сейчас удивлю еще больше, – обещает Андрей. Совсем забыл, откуда идет, но это даже хорошо. Вознаграждение за квест приятнее получать не сразу после выполнения, а когда он уже слегка забыт под наплывом новых квестов.
Андрей рассказывает о походе в администрацию, желание выкинуть из головы яблоки такое сильное, что переборщил с деталями, чуть не ляпнул, что Рита на вид весьма-весьма…
– Ага, значит, Рита, – лукаво тянет Маша.
Вот придурок!
– Я не знакомился, ее так назвал брат!
– А, там еще и брат…
– Ну, то есть, не знаю, брат или не брат…
Жаль, рядом нет стенки – подолбиться башкой. Андрей поднимает взгляд к небу, словно вопрошая, почему в мыслях такой бардак.
– Блин, это я должен ревновать! – Притворяется обиженным. – Пропадаешь то на работе, то в универе, то еще где-то. А я как домохозяйка, вздыхаю и терзаюсь сомнениями.
– Да ладно, Отелло, – усмехается Маша, – хочешь быть мавром – будь, а мне черные цвета не идут.
– Ерунда! Черные волосы очень даже идут.
– В черный я никогда не красилась.
– Я покрасил в воображении. Вышло эффектно.
– Интересно, что ты в воображении еще со мной проделывал?
– Ну, это проделывал не только в воображении, хотя… кое-что приберег для резерва.
– Ого! И что мне надо сделать, чтобы вынудить пустить резерв в бой?
– Объяснить кое-что.
– Вокруг люди, можешь привлечь внимание.
– Да я и так… В общем…
Андрей выкладывает историю с яблоками, ремни торбы больно врезаются в плечи, скорее бы сбросить это наказание в каком-нибудь темном углу…
– И учти, – замечает Андрей. – Это не розыгрыш. В том смысле, что я тебя не разыгрываю. А вот они меня – на все сто.
– Обалдеть! – восторженно смеется Маша. – Теперь понимаю, почему ты избегаешь активной жизни. Стоило сунуть нос на улицу, и тут же нашел приключения на свои полушария. То Рита с братом, то яблоки с ганджубасом…
– Ага, смешно тебе. А я вот трясусь и думаю, когда за спиной рванет и раскидает по кусочкам.
Целующаяся рядом парочка мигом расклеивается, два испуганных взгляда синхронно отталкивают хозяев от Андрея, он ускоряет шаг, сворачивает на другую улицу.
– Надо эти яблоки срочно в мусорку, – говорит в смартфон, стараясь не шуметь, инстинкт заставляет оглядываться в поисках мусорного бака, но кругом лишь мелкие урны.
– Эй, не смей, их же целая сумка!
– А ты, оказывается, падкая на сыр в мышеловке, Машка. То есть, Мышка.
– Андрюш, не все так страшно, – говорит Маша ласково. – Даже вообще не страшно. Могу заверить, бомбы и соляной кислоты там нет.
– Почему?
– Ну, со стороны, если ты описал более-менее точно, смотрится трезвее, хотя понимаю, сама бы, наверное, офигела и мучилась догадками. Но, думаю, там нет даже мышей и перца. Все безобидно.