Пандем

Дяченко Марина и Сергей

Да, Пан. Ты не случайно ввел Алекса в координатуру одним из первых. Алекс будет управлять жестко и эффективно…

Ким прикрыл глаза и вызвал новости последнего получаса.

(«…нет такой профессии — координатор! Пусть каждый занимается своим делом — энергетики энергией, информационщики — сетью, транспортники — леталками и трассами… И пусть каждый делает, что хочет. Хочет бегать по тоннелям в подземке — пусть бегает на свой страх и риск… А если кому-то что-то не нравится — пусть ищет виноватого и чистит ему морду… Это естественно — тебя обидели, ты чистишь морду, а не зовешь

координатора! Учите историю! Это устойчивая модель отношений в беспандемном обществе! Это стабильность, мы же взрослые люди, в конце концов!»)

Ким перебирал каналы — слой за слоем. Кое-где было спокойно, безмятежно, тихо, как на лужайке в летний полдень…

А, вот оно. Массовые бунты. Карнавал неповиновения. Мир без координаторов и координации. Та самая кровища и грязища, которую так весело предсказывал Алекс. И не ошибся, конечно.

— …силовые отряды. Хорошая встряска. Шок. Принудительное отключение от системы. Физическое насилие. Но лучше, конечно, все-таки кого-то убить. — Алекс усмехался, наверное, последние его слова все-таки были шуткой…

Кризис зародился не в красном слое, как ждали. И даже не в примыкающих к нему «активных» слоях; первые атаки на систему координирования зафиксированы были в слоях весьма умеренных, во всех отношениях средних. И еще: у кризиса не было выраженной локализации. Уже через несколько дней он будет повсюду.

У системы нет центра, нет сердца. Поэтому с системой так трудно воевать, но когда один за другим посыпались под атаками периферийные узлы, совет координаторов объявил чрезвычайное положение…

«Мы должны бить самых азартных, — думал Ким. — Для того, чтобы прочие, ничего сейчас не боящиеся, наконец-то испугались и признали власть разума, нашу власть… Да, но почему их ни в чем невозможно убедить?! Сколько усилий… Сколько просветительских программ… Армия педагогов — для детей и для взрослых… „Мой руки“. „Собери игрушки“. „Не высовывайся из окна“… Они не верят нам — они верят тому, что видят. Они думают, мы затеяли с ними новую игру…»

— Остановлена центральная фабрика синтеза, — сказал приятный женский голос из тех, что во все времена сообщали о нештатных ситуациях на самолетах, кораблях и атомных электростанциях. — Блокировано движение в Северном транспортном стволе. Внимание: текущий энергодефицит составляет…

— …хорошо скоординирована и идет по трем направлениям: по энергетике, по транспорту и по сети…

— …жестко… испугаются…

— …еще два узла. Идиоты… Ежесекундно по двести червей в систему…

Ким видел одновременно две картинки, наслаивающиеся друг на друга: Алекс во главе длинного стола, отдающий распоряжения, и толпа, запрудившая Северный путепровод. Остановившиеся транспортеры… Сотни людей, идущие, как на праздник, довольные собственной смелостью, несущие на плечах…

— Там нельзя пускать «хлысты», — сказал Ким громко, прерывая очередную инструкцию Алекса. — Там полно детей, они тащат с собой детей…

— «Хлысты» никого не убивают, — сухо возразил Алекс. — Молчи, я знаю… да! Пусть взрослые хоть раз увидят, как детям по их вине будет больно! Вот пусть у них в мозгу замкнется простейшая цепочка: их действия — судьба детей!

«Пан, неужели это единственный выход?!»

Никто не ответил.

* * *

Киму приснился Пандем.

Как будто они сидят в старой Кимовой комнате — еще в родительской квартире — на диване рядышком и пьют коньяк из Кимовой фляжки.

— Ты на меня в обиде, — говорил Пандем.

— Скажи, Пан… Все тридцать лет, что ты пробыл с нами… Может быть, это бред? Выдумка? Чей-то мысленный эксперимент?

— А тебе хотелось бы? Сейчас проснуться в своей клинике, с деревянным лицом… Спал-то мордой на столешнице…

— И мне было бы тридцать два года. И Арина любила бы меня…

— Она и так тебя любит.

— Не ври… Криворукий экспериментатор. Близорукий провидец. Безответственная сволочь… Видишь, я упрямо делаю тебя человеком… Стихия, феномен, явление природы… космическое чудовище, понятия не имеющее ни о так называемом добре, ни о еще более так называемом зле… Я знаю, что не должен был тебя удерживать. Я сознаю твою правоту… я не вижу другого пути для тебя — кроме поголовной модификации, конечно…

Тогда Пандем в Кимовом сне положил горячую руку Киму на плечо.

— Ты опять притворяешься человеком, — сказал Ким. — Адаптируешь себя к моему восприятию… Выстраиваешь для меня модель моего друга…

— Действующую модель, заметь…

— Действующую… модель моего единственного в мире друга. Пан, если я снова перевернусь в машине — ты ведь не протянешь мне руку?

Пандема больше не было рядом.

Никого не было. Только сон.

* * *

Он лежал на спине. Над ним колебалась вода, подсвеченная солнцем; толща прозрачной воды. Ким глубоко вздохнул, почти уверенный, что легкие взорвутся; ничего не случилось. Под водой дышалось легко.

Пальцы, сжавшись, вцепились в траву. Что-то коснулось мизинца — холодное, как рыбка. На ощупь — полированное дерево, ребристая поверхность… Пульт.

Он щелкнул «отмену»; вода над головой исчезла. Потолок взмыл вверх; Ким лежал на полу своей собственной комнаты. Этот дизайн сделала для него Арина — давно… Когда еще была надежда на потепление…

Минимальная высота потолка. Подсветка… как взгляд из-под воды. Значит, он захотел почувствовать себя русалкой… или утопленником? Лег и заснул…

Он сел. Помассировал шею; перевел потолок в самое высокое из возможных положений. По комнате прошелся ветер, пространство раздвинулось, и мягко засветились стены. «Воздух, — думал Ким. — Что мне надо? Просто воздух, да чтобы пахло травой…»

И еще хорошо бы, чтобы все вчерашние события — бунт, Алекс… беготня, «хлысты», сотни медицинских капсул, стянутых к месту происшествия… Чтобы все это приснилось. Так нет же, нет…

Он перевернулся лицом вниз. Перед глазами оказался ковер, тот самый, принцип для которого он разработал еще лет семь назад. Арина знает, что его живые покрытия — те, над которыми он в разные годы работал, — заняты в половине современных дизайнерских «штучек». Их можно косить или стричь… или отращивать хоть до потолка. Они не пачкаются. Они не вянут. Они не выходят из моды вот уже полдесятка лет. Арина знает…