Пани колдунья
Шрифт:
Василиса в ответ на просьбу княгини слегка замялась:
— Вы бы не стали возражать, ваше сиятельство, если бы я вас попросила…
— Что случилось? Смелее, — подбодрила ее Лиза.
— Вы не будете против, если мы возьмем в повозку несколько ящиков с цветами? Игнац послал их в магазин слишком мало, я забыла его предупредить, а перед балом непременно будет ажиотаж.
— Конечно, я не буду против, — засмеялась Лиза, — я бы даже села на козлы…
— Нет-нет, — испуганно запротестовала экономка, — князь мне этого никогда бы не простил… Но почему у вас такое выражение лица, будто вы собираетесь сказать мне еще что-то?
— Видите ли… — Лиза помолчала, а потом засмеялась. — Что поделаешь, мы пока не настолько знаем друг друга, чтобы предвидеть, как каждая из нас откликнется на то или иное событие. Словом… вчера состоялась дуэль…
— Знаем, наслышаны!
— Но вы, наверное, не знаете, с кем дрался Поплавский… С моим бывшим женихом.
— Этого я действительно не знала. Он тоже поляк?
— Нет, он русский и приехал сюда за мной, чтобы увезти в Петербург.
— Разве он не знал, что вы вышли замуж за князя?
— Знал, но считал, что наш брак церковь признает недействительным, так как Станислав украл меня из-под венца без моего согласия.
— И теперь вы согласились со своим женихом уехать?
— Не согласилась. Я обвенчалась со Станиславом и считаю своим долгом нести этот крест до конца.
— Значит, вы знаете, на что пошли, и решили покориться? — пробормотала Василиса. — Но у вас было ко мне дело.
— Петруша… Петр Жемчужников, говорят, тяжело ранен. Он в гостинице с младшим братом, в Кракове, и я хотела бы знать, как он себя чувствует, не нужно ли ему чего? Может, надо нанять сиделку или пригласить хорошего врача?
— Причем так, чтобы Станислав об этом не знал?
— Наверно, он не поймет моего участия в судьбе Петра. Подумает, что меня толкает к этому не только чувство сострадания и невольной вины…
— А вы знаете, в какой он гостинице?
— Об этом знает Теодор Янкович.
Василиса внимательно посмотрела на нее:
— А вы, княгиня, отчаянная женщина! И, представьте себе, мне это даже нравится… Как я понимаю, вы не знаете, где живут Янковичи? С удовольствием вас сопровожу. А чтобы не давать повода к сплетням, сделаем так: я зайду к ним сама, а вы пока подождете в карете.
— Я передам через вас для него письмо, а когда он выйдет к карете, сама все объясню. Вы правы, никто меня не должен видеть. А пан Янкович, думаю, человек достаточно благородный, чтобы никому не рассказать о моей просьбе…
Повозка, которую Василиса называла каретой, не походила на большинство щегольских экипажей петербургской знати. Она предназначалась, видимо, больше для хозяйственных целей, для ежедневных поездок, но Лиза вовсе не ощущала из-за этого дискомфорта, скорее наоборот.
Ночью рана Станислава, несмотря на лекарства, которые по предписанию врача заставляла принимать его Лиза, не давала ему спать. Он ворочался и стонал, потерял в какой-то момент всю свою враждебность и даже не сопротивлялся, когда Лиза, в очередной раз напоив его микстурой, легла рядом и осторожно обняла. Станислав положил голову ей на грудь и заснул, а она почти не спала, боясь во сне неловко повернуться и потревожить его рану.
В свою первую поездку Лиза надела новую накидку, посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна.
Когда она садилась в карету, то подняла голову к окну комнаты Станислава и увидела, что муж стоит, прижавшись к стеклу лбом, и смотрит на нее. Лиза помахала ему рукой, но он, будто не заметив, отошел от окна.
Василиса сама правила повозкой. Она пояснила Лизе, что не может себе позволить отрывать от дел кого-то из прислуги для такой ерунды.
— Мне же не перед кем выглядеть, — сказала она, и в ее голосе Лизе послышалось сожаление. — Прислуга, она и есть прислуга. Quod licet jovi, non licet bovi [27] .
27
Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку (лат.).
Но как только карета отъехала от замка Поплавских, Лиза открыла дверцу и потребовала, чтобы ее возница остановилась. Перебралась к ней на козлы, уверяя, что ехать в карете одной невыносимо скучно и почти ничего не видно.
— Будете сидеть рядом, — согласилась Василиса, — но только до того места, до какого я скажу. До поместья Янковичей ехать почти час, и, как только покажется их дом, вы пересядете внутрь.
На том и порешили.
Дорога к городу вела через такие красивые места, что у Лизы захватывало дух. Она то и дело обращала внимание экономки:
— Посмотрите, Василиса, какой великолепный вид! Какая бурная река, а этот водопад… А горы, посмотрите, какие горы!
— Да видела я это, — смеялась Василиса. — И не раз. Небось двадцать лет езжу туда-сюда…
— А вы хотели, чтобы я ехала в карете! — кричала Лиза, когда они на очередном повороте дороги проезжали мимо ревущей и мчащейся по камням горной речки или причудливо выщербленной временем и ветрами скалы. — Долго еще ехать до поместья Янковичей?
— Сейчас через перевал переедем, а внизу как раз их дом и увидите.
— Замок?
— Зачем — замок? Дом как дом. Если бы я могла выбирать, с радостью отдала бы за него нашу холодную громаду! — Она скосила глаза на Лизу. — Определенно, ваше сиятельство, вам на пользу свежий воздух. Вон вы как порозовели. Прямо клубника со сливками.
— Отец меня так называл, — с ностальгией вздохнула Лиза.
Некоторое время они ехали по сравнительно ровному месту, а потом дорога пошла под уклон, и вскоре Василиса остановила лошадей.
— Пересаживайтесь, княгиня! Видите, впереди слева двухэтажный белый дом? Там и живут Янковичи.
Вскоре она остановила карету и взяла с сиденья напротив Лизиного небольшую корзинку с цветами.
А княгиня протянула ей запечатанный конверт.
— С вашего позволения, Елизавета Николаевна, передам от вас цветы пани Жозефине Янкович, матери нашего адресата. Так мне будет удобнее заговорить с Теодором. Думаю, он поинтересуется здоровьем своего друга?
Она ушла, а Лиза некоторое время сидела, вдыхая нежный аромат цветов, потом откинула голову на спинку сиденья и почти сразу же заснула.