Паника, убийство и немного глупости

Обухова Оксана Николаевна

– Вероника пьет? – в лоб спросила баба Надя.

Режиссерша поморщилась.

– У Ивана Христофоровича двое детей. Старший сын бизнесмен, живет в Москве. Очень успешен. Вероника… Вероника головная боль всей семьи. – И внезапно улыбнулась. – Лет пять назад написала пьесу в стихах. Вычурную, с претензией. Несколько месяцев атаковала меня просьбами…

– А брат? Брат Вероники?

– Брат? Он в Москве, стихов не пишет. Женат, кажется, есть дети… Кстати! Вы обратили внимание на молодого человека из вашего корпуса – брюнет, всегда в темном костюме, подтянут? У меня создалось впечатление, что он приставлен к Веронике для надзора. – Надежда Прохоровна с непониманием вытянула губы, и Боровицкая объяснила: – Брат Вероники – вот убей бог, не помню, как его зовут! –

сразу после школы уехал в Москву, поступил в МГУ и остался в столице. Сейчас он обеспечивает всю семью деньгами и очень переживает за Веронику – она в пьяном угаре совершенно неадекватна… Так вот, у меня создалось впечатление, что этого паренька, его, как я слышала, Ростиславом зовут, он направил в дом отдыха приглядывать за сестрой. Вчера поздно вечером я наблюдала картину – Вероника выскочила из корпуса в одних шлепанцах и побежала к бару на причале. Ростислав отправился за ней. Не знаю, что он там сказал бармену, но Вероника вышла оттуда довольно быстро и без добавочной бутылки в руке.

Надежда Прохоровна прищурилась, вспоминая… Высокого парня в темно-синем костюме она тоже приметила. Он жил на первом этаже по соседству с номером «пьющей поэтессы-извозчицы».

– Сегодня утром я видела, как в ваше шале проходила медсестра с чемоданчиком и капельницей. Думаю, это к Веронике. Вы понимаете?

– Чего уж не понять, – кивнула баба Надя. Ее почти племянница Анастасия тоже частенько бегала с капельницей. Мужиков из запоев выводила. – Ангелина Игоревна, а вам знакомы два кавказца из нашего корпуса?

– Нет. Я их впервые увидела.

– А они давно здесь появились?

Главреж подняла глаза на куцее облачко над лесом:

– Я живу здесь третью неделю… Когда они появились?.. Не помню. Кажется, дней пять назад.

– А они местные?

– Да откуда я знаю? – поразилась Ангелина Игоревна. – Раньше я их не видела, ребята ведут себя тихо. Не пьют, не сквернословят. Девочек не приглашают…

Загорелые плечистые кавказцы все больше и больше интересовали сыщицу Губкину. Она бы и вовсе на них сосредоточилась, но алиби… Алиби у них было не просто с чьих-то слов, Надежда Прохоровна сама вчера видела, как они из кино вернулись.

– Ангелина Игоревна, а вы не знаете, какой-нибудь второй выход из кинозала в центральном корпусе есть?

– Должен быть. В заведениях масскульта всегда есть противопожарные выходы. Поверьте мне, как человеку, год жизни убившему на общение с пожарной инспекцией.

– Да-да. – Надежда Прохоровна оставила в памяти зарубочку – исследовать кинозал, его выходы и возможность исчезнуть оттуда незамет но – и продолжила: – А кто еще живет в наших двух корпусах?

Ангелина Игоревна поерзала в кресле. Видимо, даже признавая оправданность расспросов этой странной пенсионерки в берете, она продолжала чувствовать неловкость…

– Вас интересует кто-то конкретно?

– Да. Высокий такой спортивный мужчина с седыми прядками из моего корпуса.

– А-а-а… – Боровицкая смешно наморщила нос. – Константин Георгиевич. Он любит, когда местный персонал называет его «генералом», хотя, по сути, всего лишь полковником в отставку вышел… Импозантный тип. Я давно его знаю. – В голосе главрежа проступала насмешка, Надежде Прохоровне показалось, что о «настоящем полковнике» она заговорила с удовольствием. В словах проскальзывало что-то личное.

И потому, несмотря на то что местные персонажи интересовали бабушку Губкину меньше всего, разговор о полковнике она продолжила в целях наведения мостов. Сделала лицо внимательным и тем подтолкнула к продолжению.

– Константин Георгиевич много лет командовал нашей КЭЧ. Знаете, что это такое?

– Нет.

– Квартирно-эксплуатационная часть. Хорошая должность. Как-то лет двадцать назад у меня колосники перед премьерой обвалились… – Оживившись от воспоминаний, Ангелина Игоревна налегла всем корпусом на подлокотник. – Был форменный ужас! Весь город в афишах, обстановка в театре соответственная – состав пьет в гримерках валерьянку: колосники задействованы в двух актах. – Стряхнула пепел, затянулась. Пых, пых. –

Что делать? Я бегом в городскую администрацию, в областную – спасите, помогите, срывается спектакль. А мне – увы, Ангелина Игоревна, фонды исчерпаны, людей нет, идите к военным, к пожарным, авось помогут. Я к Константину Георгиевичу. Падаю в ноги. Тот мне: конечно, Ангелина Игоревна, поможем родному театру, как не выручить. – Пых, пых. – Работа, надо отдать должное Константину Георгиевичу, закипела. Колосники повесили в срок, но, – Боровицкая лукаво усмехнулась, – пока солдатики под потолком над сценой ползали, наш славный командир успел закрутить три – три! – романа с моими актрисами. Причем один из них почти всерьез с примой Людочкой. – И довольно откинулась на спинку кресла. – Каков, а? Казанова, донжуан и просто кот мартовский!

– Женат?

– А как же! И многодетен. Жена – что твой бригадный генерал. Костик ее до смерти боится, она внучатая племянница какого-то там маршала. Но, – пых, пых, – романы крутит везде, где только представляется возможность. – Ангелина Игоревна рассмеялась, припомнив, видимо, что-то веселое и пикантное из приключений начальника квартирно-эксплуатационной части, и с симпатией посмотрела на бабу Надю, предоставившую ей возможность окунуться в прошлое. – Кстати, любезнейшая Надежда Прохоровна, совершенно случайно я знаю, что у Константина Георгиевича непробиваемое алиби. Вчера примерно в полночь он звонил в главный корпус из своего номера и просил отменить утренний массаж. У него какая-то там сыпь на коже появилась. А все звонки и просьбы гостей фиксируются в журнале, и, если человек позвонил не из своего номера, это тоже будет заметно – пульт санаторного коммутатора снабжен эдакими огоньками, они загораются и показывают, откуда поступил звонок, не шутит ли кто со своим соседом, отменяя его процедуры. Понятно?

– Ну… да.

– Можете исключить Константина Георгиевича из списка подозреваемых. Его алиби уже проверили по журналу, убить эту несчастную девушку он не мог.

Надежда Прохоровна задумчиво посмотрела на гуляющих вдоль берега отдыхающих, – «настоящего генерала» она вообще ни в чем не подозревала. Он местный, к московским заморочкам отношения не имеет… И, пожевав губами, сказала:

– А знаете, Ангелина Игоревна, мне почему то показалось… Я ведь первая после Виталика в Маринин номер зашла, все видела… Мне почему-то показалось, что ее вовсе убивать не хотели. Боровицкая пытливо посмотрела на странную бабушку, занявшуюся расследованием, покрутила головой, и Надежда Прохоровна, найдя в ней заинтересованного слушателя, поведала о своих умозаключениях.

Поведала и неожиданно услышала:

– Браво! Браво, Надежда Прохоровна, вы – гений сыска! По мнению медэксперта, все имен но так и произошло.

Честно говоря, поразилась баба Надя не столько комплименту, сколько информации, в нем проскочившей:

– А откуда вы знаете мнение эксперта?

– Я давно знакома с Семеном Яковлевичем. Наши общие друзья отдыхали в этом санатории и представили нас. Семен Яковлевич – эксперт от Бога! Нет – просто бог! Его много лет переманивают из райцентра в область, в столицы приглашали, но он всегда отказывается. Помимо медицины, у него еще одна страсть – Семен Яковлевич селекционер. Он ни за что не оставит любимые грядки, обожаемый сад. Здесь его родина, друзья…

– Так что он вам сказал? – слегка нетерпеливо перебила баба Надя.

– То же самое, что и вы: убийство не было первоначальной целью. Семен Яковлевич забегал ко мне поздороваться и чайку попить, так вот, по его однозначному мнению, между ударом по голове и непосредственно смертью от асфиксии прошло не менее получаса, и так же положение тела и прочие нюансы указывают на то, что убийца человек неопытный, случайный.

– Значит, он оставил какие-то следы? – оживилась сыщица Губкина.

– Увы, не очень существенные. Номера в отелях, Надежда Прохоровна, помещения далеко не стерильные, там масса всяческих следов, а тут еще, по всей видимости, горничная небрежная, да и преступник за собой кое-что подтер. Я же на веранде до двух часов ночи сидела, время было…