Паника-upgrade. Дилогия
Шрифт:
«Пожалуйста! – молился он. – Пожалуйста! Я такой молодой! Я так хочу жить! Не нужно убивать меня! Пожалуйста!..»
Завеса тьмы разошлась от центра лепестками, как диафрагма фотоаппарата. Стройная фигура античного бога возникла в неровном овале.
Бог улыбался.
Автомат выпал из руки Таррарафе, лязгнул о ступеньку и повис, зацепившись ремнем.
Рука Веерховена вынырнула из ящика стола. Отработанным движением он навел парабеллум на точку между смеющимися глазами и нажал на спуск. Раздался сухой щелчок. Осечка.
Обхватив пистолетную
– Он не выстрелит, – мягко произнес Анк, глядя в глаза лейтенанта.
Золотокожий бог сделал шаг к Веерховену, но на пути его вдруг оказался Жилов.
– Носорог! – простонал Таррарафе.
Жилов добродушно улыбнулся. Его светлые глаза спокойно встретились с золотистыми глазами сына Древней.
– Почему? – спросил он с любопытством. – Почему не выстрелит?
– Я изменил суть пороха, – бархатным голосом сообщил Анк.
Сын Древней разглядывал морщинистое, похожее на печеный картофель лицо Жилова с таким интересом, будто видел впервые. Они были почти одного роста: юный золотокожий бог и Данила Жилов.
– Не люблю, когда стреляют, – сказал сын Древней. – На моем острове больше не будут стрелять. Пока…
Жилов прекрасно уловил двусмысленность сказанного.
«Следи за дыханием!» – приказал он сам себе.
Этому приему научил его когда-то полковник Саянов. А угадывать недосказанное Жилова научила жизнь.
Пока – только на острове.
Вот что имел в виду Анк.
Сын Древней получал огромное удовольствие, наблюдая за Данилой. Он видел, как Жилов искусно управляет своим настроением и пытается протянуть нить своего сознания за мыслью Того-Кто-Пришел. Поистине, чем больше он узнает Детей Дыма, тем больше находит в них занимательного. И нелепое желание Госпожи уничтожить их всех показалось Тому-Кто-Пришел неинтересным. Воистину мир потеряет, полностью лишившись этих любопытных существ. А их дар творить отражения Истины… Разве это не забавно? Проблема только в том, что Детей Дыма слишком много. Но это поправимо.
«Какой красавчик», – подумал Жилов не без восхищения.
Данила не знал никого красивее, чем Анк. И никого – опаснее.
Анк поднес к губам свирель. И подумал о том, что в будущем ему будет не хватать и этого прикосновения теплого бамбука и ощущения переливающейся силы. Перестав быть необходимой, его чудесная свирель потеряет половину прелести. Конечно, он и тогда не расстанется с ней, но то будет совсем другая песнь.
Стальная плита со скрежетом поползла в сторону.
Примерно через три секунды после начала ее движения раздался глухой удар. Это лопнула, не выдержав напряжения, цепь запорного механизма. А крышка люка продолжала двигаться, пока полностью не ушла в паз.
Веерховен, как завороженный, глядел на открывающийся люк. В правой руке у него был бесполезный пистолет, а левая судорожно сжималась и разжималась.
«Он отомстит!» – думал Рихард.
Веерховен не осознавал всей чудовищной разницы между собой и сыном Древней.
М'Танна не мог оторвать глаз от прекрасного лица бога. Он полюбил его. Полюбил мгновенно и со всей неистовостью юности. Он недостоин пыли на этих прекрасных стопах!
«Возьми мою жизнь, если хочешь! – мысленно взывал он. – Что мне жизнь, если ты меня отвергнешь!»
Но в глубине души М'Танна верил: он отвергнут не будет.
Таррарафе, пожалуй, даже не услышал, как над ним открылся люк. Он был в ступоре. Зло явилось. И он, охотник масаи, сын настоящего колдуна, беспомощен. С духами в облике женщин он еще рискнул бы бороться. Их можно обмануть, заманить в ловушку, убить… Этот же – больше любой ловушки, какую может вообразить Таррарафе. И хитрее любой его хитрости.
Масаи чувствовал себя мышью, посаженной в стеклянную банку. Злой дух может бросить ему зернышко и ненадолго продлить коротенькую жизнь. А может и самого Таррарафе бросить тварям-хищникам, рыщущим вокруг и алчно глядящим сквозь хрупкое стекло. Масаи видел: Носорог готов сразиться. Но он не торопится. Носорог-Жилов, в отличие от настоящего носорога, всегда очень тщательно выбирает место и время для схватки. И он не боится.
Разве у Таррарафе меньше мужества, чем у его белого друга? Он тоже будет… Но сияющие желтые глаза пронзили мозг Таррарафе – и мужество масаи растаяло, как пчелиный воск – на солнце.
– Мне жаль, что своим приходом я потревожил вас, нарушил вашу беседу, – произнес сын Древней. Обращался он исключительно к Жилову.
– Я не подумал, что это… – тонкая рука поднялась и указала концом свирели на дыру в бетонной стене, за которой тянулся ход подземного коридора, – что это так вас обеспокоит. Я скучал в одиночестве. Мой брат теперь занят только своей девушкой.
«Ты лжешь!» – подумал Жилов.
«Да, я лгу! – ответили золотистые глаза. – Я лгу, но это – правда».
– Тенгиз любит ее.
– Он пока не знает, что он любит по-настоящему. В нем слишком много от вас, Детей Дыма.
– Он и есть один из нас, – сказал Жилов.
– Он тоже так думает, но я думаю иначе.
– Мы нужны ему! – возразил Жилов. Он чувствовал угрозу в словах Анка. – Мы ему нужны!
«Вот верный ответ!»
Анк отвернулся. По очереди он оглядел каждого из остальных мужчин, потом остановил взгляд на Веерховене. Добрый взгляд. Взгляд хищника, который намеревается пообедать.
– Поднимемся наверх, – сказал сын Древней. – Там – солнце. Там будет уютней… мне и вам.
Жилов так и не понял, сумел ли он отвести угрозу.
Анк обошел Жилова и направился к лестнице.
Таррарафе поспешно уступил дорогу.
– А мне показалось, ты прекрасно обходишься без солнца! – бросил ему вслед Жилов.
– Солнце – мой друг, – через плечо весело откликнулся сын Древней. – Он дарит жизнь, а я правлю жизнью. Идемте же!
Ноги Анка замелькали, перебирая ступени винтовой лестницы. Еще секунда – и золотокожий юноша исчез в отверстии люка.