Панночка

Садур Нина

Открыто глянул на Панночку, и в тот же миг она с когтями бросилась на него. Философ взревел молитву: «Царю Небесный! Заступись за раба Твоего, защити от напастей и бесов!» Панночка ушиблась о «заслон».

Пальчик ей больно! Господи, отведи искушение, избави от лукавого, укрепи душу нищую, в Тебе одном надежда и упование мое!

Пауза. Далекий вой волков. Философ крестится. Панночка вслушивается в вой. Начинает тихонечко подвывать, мотая

головой. Философ молится молча, одними губами. Панночка воет. Молитва Философа разгорается, хоть он и молча творит ее… это видно по той ярости, с которой Панночка, воя, падает на четвереньки и начинает бегать по кругу, вокруг Философа, ища «пролаза» к нему. Она скребет когтями, как бы подкапываясь к нему снизу. Философ вытягивается в струну, молитва его к Лику Младенца Иисуса, который высвечивается все сильнее. У Философа слезы на глазах. Панночка не смогла подкопать «лаз» к Философу, выдохлась и легла калачиком у черты, у самых ног Философа, жалобно скуля.

Пауза. Совсем тихо. Только тяжелое дыхание двоих и треск свечей.

Панночка(резко вскочив, кричит дико и страшно). Тяжко мне! Тяжко!

Философ(рухнув на колени и закрыв лицо руками). Тяжко мне! Тяжко!

Панночка. Грудь давит!

Философ. Грудь давит!

Панночка. Сгинь! Сгинь!

Философ. Сгинь! Сгинь!

Панночка. Сгинь! Сгинь! Сгинь! Сгинь!

Философ(заткнув уши). Гадя! Гадя! Гадя, уними свой яде!

Панночка. Сгинь! Сгинь! Сгинь! Сгинь!

Философ. Гадя! Гадя! Гадя! Вылезай, змея, из волосьев. (Как бы выбрасывает змею из своих волос.) Вылезай, змея, из шкуры. (То же со шкурою.) Вылезай, змея, из мяса. (Тот же жест.) Вылезай, змея, из крови. (Тот же жест.) Вылезай, змея, из сердца. (Ударил себя в грудь.)

Панночка. Упокой, господин сатана, его душу в теле живущую. Боли его сердце, гори его совесть, терпи его ярая кровь, ярая плоть, легкое, печень, мозги. Мозжитесь его кости, томитесь его мысли, и в день, и в ночь, и в глухую полночь, и в ясный полдень, и в каждый час, и в каждую минуту!

Философ. Помоги мне, Спаситель мира! Красота ангелов, утешение мучеников, зеркало божественных тайн, Младенец Пречистый, помоги мне в последний час через веру! Верую всему тому, чему научаешь меня Ты, верую, потому что Ты повелеваешь мне это уметь.

Светлее стало в церкви. Панночка заплакала.

Пусть плачет! Пусть умрет еще раз! Раздави ей мертвую грудь, Спаситель! Порви ей гнойные жилы, Младенец! Вырви ее черное сердце, Пресветлый! Плачь! Плачь! Плачь!

Панночка(страшным голосом мертвеца). Бог злой, демон злой, демон пустыни, демон горы, демон моря, демон болот,

гений злой, громадный Уруку, ветер сам по себе худой, демон злой, охватывающий тело, волнующий тело, клянись небом, клянись землей. Демон, овладевающий человеком, Гигим, причиняющий зло, происходящий от злого демона, клянись небом, клянись землею.

Страшно тихо стало в церкви. Со стуком упала икона. И еще одна.

(Как бы точит саблю.) Сгинь! Сгинь! Сгинь! Сгинь!

Тонкий далекий свист стал приближаться и как бы вливаться в окно церкви.

Сгинь! Сгинь! Сгинь! Сгинь!

Тонкий пар начинает сочиться в окно вслед за свистом.

Сгинь! Сгинь! Сгинь! Сгинь!

Пар стелется по низу церкви. Панночка качается в нем, творя свое заклинание, а Философ стоит неподвижен, как бы окаменев, обратив мокрое лицо к Младенцу.

Государь сатана! Пошли ко мне на помощь, рабице твоей, часть бесов и дьяволов. Заследер, Пореастон, Коржан, Ардун, Купалака с огнями горящими и с пламенем палящим и с ключами кипучими, и чтоб они шли сюда и зажигали его душу и тело и буйную голову и слух и ясные очи и белое лицо и ретивое сердце и бурую печень, горячую кровь и все телесные жилы и суставы и чтоб от сего пламени не мог бы он остудиться и упал бы ко мне на похотенье, на мое утоленье: и сгорел бы от моего черного жару во славу твою господин сатана и одним только погляденьем на мое белое лицо, изувеченное им, и на синие очи, остуженные им, и на черные косы, порванные им, чтобы разорвалось его сердце, а душа зарыдала бы и вылетела вон и убилась бы, расшиблась бы в твоей великой бездне, о государь сатана. И тогда слепи нас обоих в одно и брось в свое дивное пекло, о государь, чтоб не остыло бы оно никогда во веки веков, чтоб дымило оно костями и плотью нашими и полнился бы мрак великий и вставал бы над светлым миром смердящею завесою, и в великой битве одолел бы тот мрак самого Царя Небесного!

Пар уже клубится высоко и густо. Философ стоит с закрытыми очами. И ясно виден только Лик Младенца.

(Философу, нежно.) Погляди на меня.

Философ. Не погляжу. Именем Пресветлого Младенца Иисуса я защищен от тебя.

Панночка. Погляди на меня.

Философ. Нет!

И тут же глянул. В тот же миг Панночка прыгнула к нему и впилась. Но и сама «обрезалась» об «заслон». (Как бы бьется стекло.) Так они оба и стоят, сцепившись какой-то миг, потом медленно оседают вниз и рушатся на них балки, доски, иконы, вся обветшалая, оскверненная церковь. Один только Лик Младенца сияет почти нестерпимым радостным светом и возносится над обломками.

Занавес