Паноптикум Города Пражского
Шрифт:
– Разумеется, - сказал пан Мразек, хотя и не понял.
Пан Бружек сделал вид, что занят созерцанием окрестностей, и промолчал.
Это значит, что стрелявший знал, где она лежит!
– торжествующе заявил пан советник.
Или он узнал ее по тому, что не было прикрыто, если позволите, - добавил пан Бружек.
Пан советник лишь воскликнул одобрительно:
– Ах, черт... А у вас, я вижу, есть опыт на этот счет!
И осталось неясным - сказал он это с похвалой или с мягким упреком.
В дирекции полиции их ждал пакет от доктора Вейводы из отдела судебной медицины. Он сообщал, что при
Допросы пан советник вел лично. Первым вызвали пана Винтера. Он нервничал. Еще бы - второй раз за день являться в четвертое отделение! Для служащего фирмы "Зингер" это было не самое приятное времяпрепровождение.
– Ваша жена мертва, - хмуро сообщил ему советник Вацатко.
Пан Винтер побледнел, вскочил с деревянного стула и в ужасе пролепетал:
– Мертва?! Господи! Выходит, она... Зачем же она это сделала! Я же дал бы ей в конце концов развод!
Пан советник внимательно смотрел на пана Винтера: он или потрясающий актер, или... или непричастен...
Но он не стал разубеждать сокрушенного мужа в том, что жена его не покончила с собой, и продолжил допрос.
Вскоре выяснились кое-какие настораживающие факты. Пани Ракосова, мать заболевшего любовника, узнала в пане Винтере чиновника из страховой фирмы, приходившего к ним домой справиться, дома ли ее сын. Узнав, что тот болен и лежит в постели, он не стал проходить в комнату и тотчас откланялся.
– Пан Винтер, получается, что вы не сказали нам всей правды!
– резко воскликнул пан советник.
– И не сообщили весьма интересные подробности своей биографии. Во время войны вы служили офицером, но затем не остались в армии и ушли в отставку.
Не говорил, потому чго никто меня об этом не спрашивал, - ответил пан Винтер, и пан советник вынужден был признать его правоту.
– А стрелять вы умеете?
– Стрелять? Зачем, простите? Во время войны умел... Я служил в чине лейтенанта на итальянском фронте. Но, признаться, особенно-то стрелять мне не приходилось. Мы больше полагались на горную артиллерию и пулеметы.
– Пан Винтер потер лоб.
– Я могу спросить, каким образом жена... Как она это сделала?
– Пан Винтер, вы плохо меня поняли. Ваша жена не нокончипа с собой. Ее убили... Так что, вы понимаете, нам придется допросить вас обо всем.
Пан Винтер смотрел на пана Вацатко с неподдельным ужасом:
– Убили? Где? Как? А...
– Пан Винтер вскочил и угрожающе потряс кулаками: - Это он... Это он! Не иначе!
– Вы знаете его?
Пан Винтер сник, рухнул на стул и прошептал:
Не очень...
Вам известно его имя, где он живет? Муж опустил голову.
Почему вы ходили вчера к нему на квартиру?
– Я... Я... Я вернулся домой раньше обычного, не застал жену и подумал, что... что она у него.
– Короче говоря, ревновали, да? Пан Винтер молчал.
– Ревность завела вас еще дальше. Вы знали, где она могла быть... Вам известен тот солярий?
– Какой еще солярий? Не знаю никакого солярия. Вероятно, пан Винтер говорил правду. Ведь и супруги Шульцовы подтверждали, что не помнят, чтобы он посещал их заведение. Вчера его там определенно не было. Оставался пан Ракос.
Реакция пана Ракоса была такой же, как и мужа погибшей, когда ему сообщили, что пани Винтрова мертва. Он тоже считал, что она покончила самоубийством. А затем заявил, что ее убил муж Не иначе. Оба господина относились друг к другу с неприязнью, это ясно, и не собирались менять своих взглядов. Но пан Ракос расстроился куда сильнее и даже заплакал.
Я любил ее, господа, я очень ее любил... Она была такая нежная! Кто, кроме него, мог желать ее смерти? Он мешал нашему счастью, она не раз признавалась мне, будто он предпочел бы видеть ее мертвой! Это сделал он, я абсолютно убежден!
– Пан Ракос, не говорите так. К тому же пан Винтер считает виновником ее смерти вас. Эдак мы ничего не выясним.
– Ну зачем мне было убивать ее, если мы любили друг друга и хотели быть вместе! Для меня это страшный удар...
Пан советник прохаживался по кабинету, господа детективы почтительно толпились в углу. Ситуация была сложная, запутанная. Оба они, и муж и любовник, судя по всему, не лгали, опытному детективу это было ясно по их поведению.
– Здесь замешан некто третий, господа, - заключил наконец пан Вацатко.
Прозвучало это высокопарно, выходило, что все расследование надо начинать сначала. Но с какого конца?
Тем более что пан Бружек нигде ничего не обнаружил, ни намека.
Я, с вашего позволения, пан советник, даже полежал там под куполом Жара невозможная, аж в дрему ударило. Пришлось выпить два стакана воды.
Заприходуйте их, - сухо заметил пан советник, но вдруг, щелкнув пальцами, очень пристально поглядел на пана Бружека.
Представьте себе, и правильно сделали! Я завтра поступлю точно так же. Со мной кроме вас пойдут пан Мразек и пан Боуше. У пана Боуше к тому же насморк. Наша ошибка состоит в том, что мы совершенно не представляем, как там все происходит, в этом солярии.
Наступил невероятно благодатный день, день отдыха. Господа детективы сняли котелки и все прочее и, закутавшись в простыни, поднялись наверх, под стеклянный купол. Если б их не удерживало почтение к шефу, они наверняка похихикали бы: пан шеф, потеряв всякую важность, в простыне выглядел просто комически, да и все они в этих одеяниях ни на кого не могли нагнать страху. Особенно бесподобно выглядел тощий пан Мразек, за которым простыня волочилась шлейфом.
Затем, выслушав рекомендации пана Шульца о всесилии солнечного излучения, они улеглись за деревянной перегородкой в мужском отделении и подставили свои тела благодатным лучам, причем пан Боуше осмелился раскрыться лишь после того, как это сделал пан советник: почтение к старшему по службе не позволило ему сделать это раньше шефа. был прекрасный солнечный день, и под стеклянной крышей солярия вскоре стало невыносимо жарко.
Пан советник вытер пот и блаженно потянулся. За перегородкой послышались шаги, какая-то дама с громкими вздохами усаживалась на топчан.