Паноптикум
Шрифт:
– Это то, чего меньше всего ожидаешь.
КОГДА МНЕ ИСПОЛНИЛОСЬ десять, отец призвал меня к себе. Я родилась в марте, а этот месяц всегда был непредсказуем. Иногда в мой день рождения сыпал снег, иногда все уже было окутано зеленой дымкой весны. Не помню, какая была погода на этот раз, в марте 1903-го. Я пришла в возбуждение, попав в центр внимания отца, что случалось редко ввиду его крайней занятости. Порой он работал в подвале всю ночь и ложился спать лишь на рассвете. Раз он решил переключиться на меня, значит, придавал этому особое значение. Когда я робко приблизилась к нему, он объявил, что со временем все секреты должны быть раскрыты и все чудеса разоблачены. Из моего первого посещения музея он сделал целое событие. Прежде всего мы вышли на дорожку, ведущую к дому, чтобы войти через парадную дверь, как все посетители. Отец надел парадный костюм – черный
Была уже полночь, и ничто не нарушало тишину и спокойствие, поскольку увеселительный сезон еще не наступил. Летом здесь бродили толпы, шум и сутолока не прекращались всю ночь. Но орды искателей развлечений появлялись лишь в конце мая и неистовствовали до самого Марди-Гра [4] в сентябре. На этом ежегодном бурном празднестве люди теряли уже всякий контроль над собой, и приходилось вызывать спецподразделения полиции, которые дубинками приводили разошедшихся гуляк в чувство. Строительство в Дримленд-Парке шло полным ходом. Его владельцы сооружали все новые и новые аттракционы и выставочные залы, стремясь перещеголять все развлекательные центры в мире и даже Луна-Парк. Богачи, жившие на острове, считали все остальные парки аттракционов вульгарными, угождающими дурным вкусам публики, и Дримленд, в отличие от них, должен был стать не менее великолепным, чем соответствующие парки Европы, каждое сооружение в нем должно было сиять белизной, словно обитель ангелов. Дримленд находился к западу от нас на той же Сёрф-авеню, и отец боялся, что парк будет отбивать у нас хлеб. По ночам мы слышали рев львов и тигров, будущих участников увеселительных мероприятий, их приучали вести себя как домашние кошки и собаки, а не как дикие звери. В это спокойное время года над парком собирались по вечерам тучи крикливых чаек и крачек. Стальные каркасы возводившихся «американских горок» отливали в сумерках серебром. Мне представлялось, что они дрожат, предвидя, какие испытания их ждут.
4
Марди-Гра – народный праздник с карнавальным шествием в Нью-Орлеане и других городах Луизианы.
Отец раздвинул портьеры из темно-фиолетовой камчатной ткани, закрывавшие вход в Музей редкостей и чудес. Он сказал, что в этот вечер я единственный гость, поклонился и жестом предложил мне войти. Впервые я открыто перешагнула порог музея. Хотя мне и раньше приходилось видеть украдкой ряды стеклянных витрин, разглядеть содержимое большинства из них не удавалось, и я, к примеру, так и не знала, в какой из витрин находится зеленая гадюка, а в какой – ядовитая древесная лягушка. В эту ночь витрины сверкали. В воздухе стоял сладковатый запах камфоры. Я так долго ждала этого момента, но теперь от волнения ничего не могла толком разобрать.
У отца работал человек, присматривавший за животными. Я видела, как он приезжал в двухколесном экипаже и привозил корзины с кормом для этих загадочных обитателей музея. И теперь вокруг меня копошился целый сонм самых невероятных существ: комодский варан, вращавший своей алой шеей; огромная черепаха, монстр из морских глубин; красногорлые колибри, которые могли вылетать из клеток на небольшое расстояние, будучи привязаны к клетке бечевкой. А позади этого умопомрачительного сборища я увидела свой подарок-сюрприз, украшенный голубыми шелковыми лентами и гирляндами бумажных звезд. Он находился на почетном месте и представлял собой большой аквариум с водой. Дно аквариума было усыпано раковинами со всего света, от Индийского океана до Южно-Китайского моря. Не было необходимости спрашивать отца, что будет выставлено в аквариуме, потому что к нему была прикреплена изготовленная мастером табличка из каштанового дерева, украшенная нанесенными кистью золотыми листьями. На табличке было написано:
ДЕВУШКА-РУСАЛКА
А ниже было вырезано всего одно слово – мое имя, Коралия. Дальнейших указаний не потребовалось. Я поняла, что вся моя жизнь была всего лишь подготовкой к этому моменту. Не дожидаясь распоряжений, я скинула туфли.
Плавать я умела.
Март 1911
ЕСЛИ
В этот промозглый вечер она вышла из воды, когда уже не могла больше плавать. Ее трясло от напряжения. Титул чемпиона был незадолго до этого присвоен парнишке из нью-йоркского спортивного клуба, которого прозвали Человеком-рыбой, между тем Коралия легко могла бы превзойти его достижение. Выбравшись на пустынный берег реки, она стояла по щиколотку в иле под калейдоскопом небесных звезд. Улыбаясь посиневшими губами, она выжала воду из волос. Она пробыла в холодной воде девяносто минут, что было ее личным рекордом. Сырой пронизывающий ветер усилился. Немного нашлось бы пловцов, которые продержались бы так долго в холодном стремительном потоке. Однако никто не зафиксировал рекорд Коралии и не восхищался им. Она была одета по-мужски в облегающие брюки и белую рубашку, заправленную за пояс. Перед тем как одеться, Коралия намазалась смесью медвежьего жира с дигиталисом, которая стимулировала кровообращение и согревала. И все же, несмотря на элексир и на умение выносить непривычные для человека условия, она дрожала от холода.
Прокладывая дорогу сквозь заросли камыша, Коралия вдруг осознала, что весенний морской прилив отнес ее гораздо дальше к северу, чем она рассчитывала, и она оказалась в пустынной части Верхнего Манхэттена, где голландцы некогда возделывали обширные участки болотистой земли. Чуть восточнее по берегам пролива Гарлем еще сохранились деревушки, где жили негры и ирландские иммигранты. Их дома, расположенные в песчаных бухтах, прятались за громадными трехсотлетними березами и тюльпанными деревьями.
В отличие от большинства других рек, в Гудзоне два противоположно направленных течения: Атлантический океан отгоняет воду к северу, образуя ручьи и протоки, и лишь объединившись с Гарлемом, она наконец достигает гавани. После зимы с обильными снегопадами и шквалами течение в Гудзоне было гораздо быстрее обычного. Поэтому расчеты Профессора, ожидавшего Коралию почти в трех милях южнее, оказались неверными. Он нанял извозчика с коляской и запасся шерстяным одеялом для Коралии и фляжкой виски, что, как он считал, должно было уберечь ее от воспаления легких.
Коралия выступала перед зрителями уже восемь лет, и интерес публики к ней стал угасать. Людей привлекало прежде всего что-нибудь новенькое, а не то, к чему они давно привыкли. В спортивном комплексе «Медисон-Сквер-Гарден» начинал представления цирк Барнума и Бейли. Собственно говоря, Барнум [5] устраивал здесь выступления еще в то время, когда на этом месте был Большой Римский ипподром, открытый всем ветрам и дождям. Зрители зачарованно наблюдали за гарцующими лошадьми, акробатами и дрессированными тюленями, а также гонками на грохочущих римских колесницах, поднимавших тучи пыли.
5
Финеас Т. Барнум (1810–1891) – основатель цирка «Величайшее зрелище на земле» и дешевых балаганов.
Барнум начал свою карьеру с того, что открыл в Нижнем Манхэттене музей, где выставлял разнообразные чучела и окаменелости вместе с сомнительными экспонатами вроде Русалки с Фиджи – туловища обезьяны с прикрепленным к нему рыбьим хвостом. Именно шарлатана Барнума профессор Сарди, считавший себя человеком истинной науки, и стремился превзойти в первую очередь. Но Барнум был звездой национального масштаба, и дела Профессора шли все хуже. Ребенком Коралия была одним из коронных номеров на Кони-Айленде, но она давно уже вышла из детского возраста. Хвост ее был изготовлен из тонких гибких полос бамбука, обтянутых шелком, который для повышения водостойкости был пропитан парафином и сульфатом меди. В боковой стенке аквариума была вмонтирована невидимая для публики дыхательная трубка. Поворачиваясь в воде, чтобы продемонстрировать свой голубой хвост, Коралия имела возможность вдохнуть воздух через трубку. Но отец боялся, что публика разгадает их секрет, и просил ее прикладываться к трубке как можно реже. Коралия с детства привыкла подолгу находиться под водой во время тренировок в ванне, и дыхательный объем ее легких намного превышал возможности обыкновенных женщин. Иногда ей казалось, что воздух ей почти и не нужен. По вечерам она залезала в ванну с теплой мыльной водой, оказывавшей целебное действие на ее замерзшее тело и бледные руки, которые она опускала каждое утро в банку с голубой краской.