Пантера
Шрифт:
— Фёдор Петрович, — помощник наклонился вперёд, — я уже начал отсекать кое-какие хвосты, однако некоторые требуют вашей личной санкции. Возможно мы успеем…
Тарасов молча повернул к нему экран монитора и показал пальцем. Потом достал смартфон и продемонстрировал значок: «Вне сети». Помощник побледнел и полез за собственным девайсом. То же самое. В его глазах плеснулся ужас. Генерал невесело усмехнулся.
— Сечёшь? Заметил, как раз перед твоим приходом. И селекторную тоже отрубили.
— Так почему?! — почти взвизгнул помощник и бросился к двери.
Однако генерал слышал
Генерал некоторое время рассматривал осиротевшую обувь, а потом поднял взгляд на поджарого мужчину небольшого роста, который замер около выхода. Гость оказался одет в серый пиджак по фигуре и ничем не походил на своих подчинённых — рослых мускулистых богатырей в камуфляже и защитной амуниции. Те неподвижно стояли за спиной начальника, и Тарасов ощущал на себе их пристальные взгляды. Генералу даже смешно стало: неужели они думают, что он устроит шпионские игры со стрельбой и прыжками в окно?
Сухопарый седой мужчина так явно не думал. Он отдал короткий тихий приказ и вооружённые гиганты выскользнули за дверь кабинета. После этого гость неторопливо прошёл к столу хозяина и расположился в кресле посетителя. Мужчина казался задумчивым, словно размышлял, с чего начать разговор. Поскольку молчание затягивалось, Тарасов решил первым приступить к беседе. Чего тянуть?
— Здравствуй, Леонид Борисович, — кашлянув, сказал генерал. — Не думал, что придётся разговаривать так вот, как сейчас.
— Честно говоря, я — тоже, — Кожемякин закинул ногу за ногу и с некоторой тоской покосился на пепельницу в форме Везувия. Несколько месяцев назад Кожемякин бросил курить, но желание пока не исчезало. — Когда мне доложили о ваших, гм, шалостях, я, честно говоря, не поверил. Второй раз оказался в шоке, стоило всплыть ВСЕМ подробностям. Это надо же: скрыть целую область с немаленьким городком! Ну ладно, в девяностые был бардак, понятно, но после!
— Можно гордиться? — невесело усмехнулся Фёдор Петрович.
— Можешь. Твое дело — под личным контролем Самого, — Кожемякин многозначительно хмыкнул. — Количество глаз, которые предстоит натянуть на жопу, просто не поддаётся исчислению. Ты хоть сам представляешь, сколько голов полетит?
— Приблизительно, — генерал достал бутылку коньяка и налил в обычный гранёный стакан. — Будешь? Ну, как знаешь. По большей части всех этих говнюков абсолютно не жалко — польстились на лёгкие деньги — пусть теперь отвечают.
— А ты, стало быть, по идейным мотивам? — брови Кожемякина стали домиком. Не думаю, что это облегчит твоё положение. Как раз взяточников я могу понять, но ты…
Тарасов полез в стол и чем-то там щёлкнул. Звук получился похожим на взведённый курок, но Леонид Борисович даже не напрягся. Оба мужчины знали друг друга достаточно давно и понимали, чего ожидать от собеседника. Поэтому Кожемяки терпеливо дождался, пока хозяин кабинета достанет из ящика стола продолговатую чёрную коробочку, напоминающую портсигар и лишь затем наклонился вперёд.
— Что это? Бомба?
— Почти, — Тарасов отхлебнул коньяк и приложил большой палец к боковой крышке коробки. — Хочешь верь, хочешь — нет, но, когда мы начинали проект в Лисичанске я был искренне уверен, что это — операция вашего ведомства. Позже всё вскрылось, но я оказался так замазан, что идти сдаваться казалось глупым.
— Ага, а продолжать изменять Родине — совсем не глупо.
— Слушай дальше. Когда всё вскрылось, я начал думать, можно ли исправить ситуацию. Кое-что придумал. Наш проект готовился не только в качестве полигона для испытания новых технологий, но и в качестве заведомой провокации. В случае, если бы всё вскрылось, наши кураторы тотчас бы заявили о мерзкой Российской военщине, проводящей запретные опыты над людьми. Основание для международного трибунала по военным преступлениям перед человечеством.
Тарасов расплылся в широкой ухмылке, а после, в один глоток, допил напиток. Кожемякин недоуменно смотрел на собеседника.
— Ты чего веселишься?
— Десять лет назад мы втайне открыли второй центр, идентичный нашему, в Лисичанске. Только этот находится в Статхоке, штат Массачусетс. Здесь, — генерал достал из коробки металлический флэш-накопитель, — вся информация по институту в Статхоке, имена и должности кураторов Лисичанского центра, все их контакты. Сегодня, когда Институт перестанет существовать, останутся лишь те документы, что собрал я. Можете хи использовать. Получится — вы в шоколаде. Нет, по крайней мере достигнете паритета.
— Отличное предложение, — Кожемякин привстал и взял флэшку. Внезапно до Леонида Борисовича дошло, и он уставился на улыбающегося Тарасова. — Что значит: «перестанет существовать»?
— То и значит, — генерал пожал плечами. — Нет института — нет доказательств — нет проблем.
— Отмени операцию!
Тарасов посмотрел на часы и покачал головой.
— Уже невозможно.
36
Временами боль в голове немного утихала и тогда, сквозь багровый туман, застилающий глаза, Чип начинал видеть дорогу. Автомобиль носило из стороны в сторону, словно злосчастный водитель успел оприходовать, как минимум, бутылку водки, а то и чего покрепче. Когда сознание начинало ускользать, парню мнилось, что он уже дома и вот-вот очнётся от тяжёлого сна. Однако же, пробуждением даже не пахло, напротив — реальный мир растворялся в сумрачной пелене, и лишь тяжкая боль в израненном теле напоминала о том, что всё это — не кошмар, а кошмарная действительность.
Первый раз в жизни Алексей так избили и смерть противника сейчас казалась весьма слабым утешением. Парень ощущал привкус крови во рту, а когда прояснялось в глазах, мог видеть и кошмарную маску на месте лица. Чёрт, если его сейчас остановят полицейские, что он им скажет? Поскользнулся и упал? Впрочем, вопросы патрульных Чигракова интересовали в самую последнюю очередь. Главное, сейчас — добраться домой. Там он примет ледяной душ, достанет из аптечки хитрые таблетки и всё, как рукой снимет!