Папа из Огня
Шрифт:
— Ты вытащил меня до того, как моя комната загорелась, — сказал Грейсон. — Может быть, что-то не сгорело.
Он не знал, как близко был к тому, чтобы оказаться в пламени. Грейсон не видел этого, но в тот момент, когда я выпрыгнул с ним из окна, пол рухнул, и все поглотило пламя.
— Что ты пытаешься найти?
— Деньги, которые я копил, работая в той таверне, — сказал он. — Это все, что у меня было.
Я не собирался говорить ему, что шансы на то, что деньги не превратились в пепел, были невелики, поэтому я просто кивнул и промолчал. Уголек прижался мордой к руке Грейсона, мурлыча, чтобы его погладили в последний раз, а затем умчался
— Похоже, мне нужно принять еще одну ванну.
— У нас есть душ, — сказал я, указывая на него. — Вода, к сожалению, не очень горячая. Я знаю, что люди любят принимать горячий душ. Но я могу нагреть для тебя ведро воды.
— Ничего страшного. Я не хочу тебя больше беспокоить. Ты уже достаточно помог мне. Еще раз спасибо, Альтаир.
Я кивнул и поднялся наверх в общую зону. Гамак был пуст, Райнор находился на сторожевой башне на посту наблюдателя. Скоро наступит моя смена, поэтому я плюхнулся в гамак, чтобы немного отдохнуть. Грейсон сохранял спокойное выражение лица, но я знал, что он далеко не в порядке.
— Бедный человек, — пробормотал я и закрыл глаза. К сожалению, я больше ничего не мог для него сделать — хотя мне очень этого хотелось. Я бы помог ему обыскать дом, но я знал, что это будет не более чем символический жест. Там ничего не осталось, я знал это наверняка. Делос обложил дом льдом после того, как обрушилась крыша, а жар на нижнем этаже был достаточным, чтобы мгновенно сжечь пачку банкнот. Завтрашним утром Грейсон отправится к своей семье или к тому, кто мог бы его приютить.
Через некоторое время Грейсон вышел из ванной, и я услышал шорох постельного белья. Я не мог уснуть. Все повторялось. Каждый раз, когда я закрывал глаза, я видел тот пожар, который никогда не смогу забыть, тот, который продолжал гореть в моих воспоминаниях и преследовать в моих снах. Пожар, который изменил все в моей жизни, и я все еще слышал звук рушащегося вокруг меня дома и тяжесть тел моих родителей, которые укрывали меня. Даже для драконов жар был слишком сильным, а дым слишком густым. Как долго горел этот огонь? Никто не пришел на помощь, потому что мы были драконами. Люди едва ли могли помочь себе сами.
Я уставился в потолок, в черноту, в то время как мое сердце билось в груди, а на лбу выступил холодный пот. Я мог броситься в горящее здание вместе со своим полетом и не почувствовать ни капли страха, но всякий раз, когда эти воспоминания возвращались ко мне, я чувствовал себя парализованным. Не чувствовал себя альфа-драконом. Я чувствовал себя слабым. Я чувствовал себя… человеком.
Крошечные лапы уперлись мне в грудь. Я резко вдохнул и почувствовал, как черная хватка страха медленно ослабевает, ускользая в тени моего разума, где они будут прятаться до следующего раза. Я посмотрел вниз и увидел два зеленых глаза цвета драгоценных камней, которые смотрели на меня, с широкими, как обеденные тарелки, зрачками. Уголек подогнул лапы под грудь и замурлыкал.
— Спасибо, приятель, — прошептал я. — Думаю, теперь мы квиты, да? Я помог тебе, ты помог мне.
Он медленно моргнул, и я погладил его по голове. Затем я услышал приглушенный звук снизу и, прислушавшись, понял, что это Грейсон. Он плакал и делал все возможное, чтобы скрыть это. Тихое сопение и дрожащее дыхание, а через несколько минут — тишина. Он наконец-то заснул.
Я помогал людям, потому что давным-давно дал себе обещание защищать жителей порта
Несмотря на раннее утро, у руин таверны собралась толпа. Люди смеялись и бросали камни в тающий лед, пытаясь отколоть куски, так как он таял и стекал на улицу с повышением температуры. Другие прижимали лица ко льду, пытаясь заглянуть внутрь. Когда мы с Грейсоном прилетели по воздуху, многие из них разбежались и попрятались, как испуганные мыши. Я приземлился, осторожно поставил Грейсона на землю, а затем принял человеческий облик. От ветра волосы Грейсона были взъерошены и растрепаны.
— Должен признаться, что мне понравилось летать, — сказал он мне.
Перед таверной на обугленном ящике сидел пожилой мужчина с пустым, изможденным выражением лица. Он вскочил на ноги, увидев Грейсона.
— Ты жив! Слава тебе Господи, я не знал, что и думать.
— Мистер Форестер, — сказал Грейсон. — Мне… жаль.
— Что, черт возьми, случилось?! Что ты сделал?
Грейсон удивленно моргнул.
— Я ничего не делал, там был…
— Черта с два! Ты должен был что-то сделать. Ты был внутри. Я доверял тебе, сделал одолжение, позволил тебе жить здесь. А теперь все пропало. О, боже, моя таверна. Что мне делать?
— Пожар начался не в твоей таверне, — сказал я, шагнув к Грейсону. Я возвышался над стариком, и он отпрянул назад, его лицо побелело. — Он начался с соседнего дома и быстро распространился. Прорвало газопровод на вашей кухне. Грейсон не виноват.
— Ну, он отвечал за это место! Он должен был позаботиться о нем, раз уж он там жил. Он должен был что-то сделать.
— Ты ожидаешь, что беременный омега остановит возгорание твоего здания? Если бы ты советовался с моим пожарным рейсом, мы могли бы придумать сотню вещей, чтобы сделать твою таверну более безопасной. Но ты был слишком жаден, чтобы этим заниматься, не так ли? О, я видел все нарушения, когда приходил, а я недолго пробыл в таверне. Переделанные газовые линии. Ржавеющий паровой компрессор. Ведра с маслом, которые вы хранили на кухне. Может быть, Дозору было бы интересно узнать обо всем этом.
— Нет, не интересно. Я извиняюсь.
— Не надо передо мной извиняться. Извинись перед ним.
— Я прошу прощения, — сказал он сквозь стиснутые зубы и глядя в сторону Грейсона, но не отрывая взгляда от земли. Я точно знал, в чем дело — Грейсон омега, а извиняться перед омегой, наверное, самое ужасное испытание для альфы. Возможно, мне доставляло удовольствие видеть, как он корчится.
— Скажи его имя, — сказал я.
— Послушайте, пожалуйста, сэр. Я уже принес свои извинения, и с меня достаточно…
— Скажи. Его. Имя.
Я не изменился — нехорошо было бы показывать свою драконью форму только для того, чтобы напугать человека, но я выпустил свою ауру, и от моего тела пошли волны тепла, достаточно сильные, чтобы они оба могли это почувствовать. Грейсон приподнял бровь, а старик Форестер чуть не упал на задницу.
— Прости, Грейсон, — быстро сказал он. — Мне очень жаль.
— Теперь, если вы позволите мне делать свою работу, — сказал я, — я разморожу вашу собственность и подготовлю ее к осмотру.