Папа шутит
Шрифт:
Алисино лицо задергалось от противоречивых чувств. Она очень хотела отдать ребенка! Даже человеку, с которым минуту назад ссорилась в пух и прах! И мне стало страшно: до какой низости может дойти человек!
— Вот что тебе скажу, — быстро заговорила я. — Мальчик твой не в обузу, с моими детьми Вадик хорошо ладит. Только негоже матери швырять ребенка по чужим людям. Он ведь — не собачка! Не котенок, хоть и от драной кошки. Он все видит, понимает. Что тетя Вера его больше, чем мама, любит, что мама тяготится им и хочет сплавить.
— Я безумно люблю своего сына! — патетически, обращаясь к люстре, изрекла Алиса. — Вам не понять, низкие существа!
Пусть мы — самодеятельный театр, но дурачимся от души и не скрываем, что дурачимся. Алиска же — дурной, насквозь фальшивый театр. Лицедейка!
— Забираю Вадика? — повторила я вопрос, вдруг почувствовав навалившуюся усталость.
Тяжело и утомительно, оказывается, тратить душевную энергию на черствых эгоистов.
— Вон! Прочь из моего дома! — Алиса картинно показала на дверь.
— Первый достойный поступок в твоей жизни, — сказала я и вышла из квартиры.
…Вернувшись из свадебного путешествия, Вера оказалась меж двух огней. Какие ей сестричка истерики закатывала, можно было только догадываться. Но и Юра был не промах. С помощью секретного оружия или здравой логики — вышла замуж, так живи с мужем, свивай гнездо — он Веру привязал. Племянника они к себе забрали. Вера часто к Алисе наведывалась — убрать в доме, еды приготовить. Сама беременная, зеленая, а на другой конец города тащится Алисе белье стирать. У нас просто руки опускались от такой идиотской самоотверженности. И ругать Веру было нельзя. Вы ругали когда-нибудь добрую нежную кошку? Бесполезно, и стыдно за себя становится.
Мы с мамой сдались. Наступили себе на горло. Ездили к Алиске порядок наводить, стирать, гладить — обслуживать драную поэтессу. Только бы Вере передышку дать. Будущее представлялось нам кошмарным. До старости за Алисой грязь подтирать?
Провидение над нами смилостивилось. Алиса квартиру продала, подалась в столицу и сгинула. За три года — ни письма, ни звонка, ни подарка ребенку. И славно! Так бы и дальше не слышать о булыжнике, покрытом шоколадом.
Вера девочку родила, племянника воспитывает. Славный мальчик, не в мать пошел, в тетю.
Переходный возраст
Рассказ
Назвать нашу семью неблагополучной ни у кого бы язык не повернулся. Пятнадцать лет женаты, не пьем, не гуляем, каждую копейку в дом несем. Саша мастером в гальваническом цехе работает, я — закройщицей на швейной фабрике. Пять дней трудимся от зари до зари, вечером поужинали, телевизор посмотрели и спать отправились. В выходные на даче, не разгибаясь, вкалываем. И сынок наш единственный, Ромка, никогда особых хлопот не доставлял. Говорят, в четырнадцать лет переходный возраст кончается, а у Ромки он и не начинался. Учится парнишка хорошо, с дурными компаниями не водится, не перечит старшим, попросишь в магазин за хлебом сбегать или ковер пропылесосить — случая не было, чтоб отказал.
Конечно, у нас с мужем ссоры случались — живые люди, не без этого. Но чтобы с рукоприкладством или за порог квартиры выплеснулось — никогда. Сколько вокруг и пьянчуг, и дебоширов, и детей при живых родителях брошенных. «Да мы ангелы по сравнению с другими», — так я думала. Оказывается, страшно ошибалась. Когда гром на ясном небе грянул, земля ровная под нами провалилась, тогда мы совершенно по-другому себя увидели.
Началось с того, что Ромка пропал. Десять вечера, на улице дождь со снегом, а сына дома нет, хотя еще два часа назад с тренировки должен был вернуться.
— С пацанами гуляет, — отмахнулся Саша от моих тревог.
Сериал досмотрели, полдвенадцатого, а сына нет. Я стала по телефону его друзьям звонить — мальчики уж спят, родители говорят, Рома не приходил сегодня. После полуночи Саша оделся и к спортшколе побежал. Там, конечно, закрыто, но охранник телефон тренера дал. Того разбудили — говорит, не было Ромы на тренировке. Я классному руководителю позвонила. Выяснилось, что и в школе Рома не появился, то есть пропал с самого утра.
Как мы следующую неделю прожили — врагу не пожелаешь. И милиция, и морги, и подвалы-чердаки прочесывали, и тупо сидели у телефона, и в рыданиях я заходилась, и Саше «скорую» вызывали — сердце прихватило. Но, задним числом вспоминая тот жуткий период, должна честно признаться — горе нас не сблизило. Я считала, что муж виноват — довел сына нравоучениями или сказал что обидное, а Ромочка с детства очень впечатлительный, как девочка. Саша втайне думал, что я жизнь сыну отравила. Нет-нет, да и срывались мы на обвинения: это из-за тебя, нет — из-за тебя. Тут бы поддерживать друг друга, а мы собачились.
В милицию, конечно, всех родственников и маломальских знакомых адреса сообщили. В том числе и бабушкин — Сашиной матери. Но сами же сразу предупредили — она в больнице, да и не очень мы в контакте. Я против свекрови ничего не имею, она не настырная, денег и участия не просит. Живет от нашего городка далеко — сутки на поезде. Рома видел ее два раза в жизни — когда ему два годика было и когда в первый класс шел. Словом, внук ее толком и не знает, потому что мы все отпуска на даче корячились, а бабушка только два раза и приезжала. В том, что Саша к матери не больно привязан, моей вины нет. На праздники и дни рождения мы поздравительными открытками обменивались, иногда перезванивались. За несколько дней до Роминого исчезновения бабушка Оля и позвонила:
— В больницу ложусь, вены на ноге оперировать. Но вы не тревожьтесь, ничего опасного.
Мы и не тревожились, а как Рома исчез, вовсе про нее забыли. А тут еще милиционерша из детского приемника нам внушила:
— В этом возрасте, как правило, подростки чудят из-за первой любви. Многие даже с собой кончают. Или убегают за романтикой, чтобы прославиться.
Вот мы и искали «первую любовь», всех девочек допрашивали. Только никого не нашли. И милиционерша была в корне не права. Хотя, когда мы к ней снова пришли, о своих безрезультатных поисках доложили, она с умным видом заявила:
— Объект их воздыханий не обязательно за соседней партой сидит. Это может быть, например, какая-нибудь смазливая актриса или певица. Ваш сын музыку любит? Плакаты на стенки клеит?
У Ромы на стенке висела только одна фотография старого седого мужика, который нахально высунул язык. Отец Ромку как-то спросил:
— Что за придурок?
— Это — не придурок, — ответил сын. — Это — Эйнштейн.
Но не в Эйнштейна же Ромка влюбился?
И все-таки та милиционерша подвела нас к разгадке. Потому что Саша после разговора с ней стал комнату сына обследовать и нашел записку на магнитофоне. А я вот не заметила. Всю неделю сидела в комнате сына, тихо стонала, из стороны в сторону раскачивалась, а бумажку, к магнитофону приклеенную, не увидела.