Папа, спаси меня
Шрифт:
Стук в висках усиливается с каждым словом, с каждой секундой. Я смотрю на него и понимаю, что передо мной стоит бесчувственная тварь. Скотина, гнушающаяся собственного ребёнка. А нет! Не собственного!
Перед глазами появляются сцены горячих встреч с Малой, я подскакиваю на ноги и хватаю Седого за грудки.
Давай, сволочь, скажи мне всё, раз уж начал!
Прижимаю его к барной стойке и заглядываю в глаза. Пустые, с дьявольским огоньком, глаза. Его взор затуманен выпитым алкоголем, но появляется в нём что-то очень свойственное Седому — страх. Конечно же, страх. Эта тварь
Тогда она встречалась только со мной…
Я не поверю, что у неё был кто-то ещё…
Значит ли это, что?.. Да нет же! Не может такого быть! Как же так?
— Кто его отец? — спрашиваю я, блокируя все барахтанья Седого и попытки избавиться от моей хватки. — От кого она была беременна?
Звучание музыки усиливается, или я становлюсь слишком восприимчивым к каждому звуку. Никто вокруг не замечает нас, все продолжают веселиться, и я ловлю лишь хмурый взгляд бармена, готовящегося вызвать охрану, если потребуется.
— Да мне откуда знать, кто её обрюхатил? Ты думаешь, я проверял? Или свечку держал? Мне плевать было тогда… Хотя сейчас я бы нашёл батю Егоркиного и заставил принять ответственность за собственное чадо!
— Ну и крыса ты! — бросаю я и отпускаю его, потому что понимаю — ещё немного и нас вышвырнут из бара за устроенный тут дебош.
Мне не хочется пачкать об эту тварь руки. Тошнит. Как же сильно меня тошнит от патовости сложившейся ситуации. Голова идёт кругом. Мне хочется бежать. Бежать подальше, скрыться от всех посторонних звуков, чтобы обдумать полученную информацию. А потом найти Малую и вынудить её сознаться. Неужели это мой ребёнок? Мой сын?
— Я крыса? Ты не знаешь, о чём говоришь, Дикий! Ты не знаешь: каково это! Я пытался! Я честно пытался принять этого ребёнка, но я не желаю отчаянно биться за его жизнь, потому что понимаю, что это бесполезно. Рак забирает всех! Помнишь Лысого? У него ведь тоже мать отчаянно боролась, но умерла! Смысл терзать себя и Тоньку ложными надеждами? Лучше, чтобы всё это закончилось побыстрее!
Рука сжимается в кулак, который тут же летит в рожу упыря. Не хочу больше видеть его. Не хочу находиться рядом, потому что я убью его. Седой покачивается и сплёвывает на пол кровь, появившуюся в уголках его губ. Бармен уже тянется к заветной кнопочке под стойкой, а я смотрю на него искоса и медленно мотаю головой, чтобы не делал этого.
— Такой правильный, Дикий? Ну давай выйдем, поговорим! Хочешь начистить мне рожу? Пошли выйдем! — принимается выставлять грудь колесом пьяный придурок, а я разворачиваюсь на пятках и иду к выходу. — Тебе полегчает? Я и без того убитый горем семьянин!
— Чмо ты! А не семьянин! — бросаю я.
Я не буду выходить с ним, хоть и жажду этого, потому что закатаю его в асфальт. Места живого на нём не оставлю.
Меня пробирает всего от мысли, что Егор, тот слабенький мальчик, мой сын. Трясёт. Тошнотворный ком пульсирует в глотке и не даёт сделать вдох.
У меня есть сын.
Скорее всего, так и есть!
И если всё так,
Я расталкиваю всех, кто попадается на моём пути, пихаю их в разные стороны, а они смеются, как полоумные, словно это игра.
Оказавшись на улице, хватаю ртом воздух. Пытаюсь надышаться, но голова идёт кругом. Я ничего не понимаю, не могу никак прийти в себя. Добираюсь до машины, открываю её с брелка и заваливаюсь в салон.
Алкоголь моментально выветривается из крови, когда я вспоминаю реакцию Малой на мои объятия с пацаном. Она чуть было не закричала, а я не понял, отчего вдруг. А теперь знаю: её маленькая скверная тайна чуть было не раскрылась. Я хочу ворваться ураганом в квартиру, разнести там всё, поэтому пытаюсь успокоиться. Держу себя в руках, сжимаю руль. Рычу себе под нос.
Чёрт!
Чёрт!
Чёрт!
Дьявол!
Мой сын умирает! Но хрена с два! Я буду биться с самим чёртом, если потребуется, и откручу ему рога, но не дам пацану умереть! Я отвоюю его у самой смерти, потому что это мой сын. Теперь нет ни капли сомнений! С силой ударяю о руль кулаком и вою, как раненый зверь, а затем завожу машину и с уверенностью выворачиваю на знакомую улицу.
Я заберу своего сына, даже если Тоня решит остаться с этим уродом.
Она слишком долго скрывала от меня моего ребёнка, и я не позволю делать это ещё дольше!..
Глава 31
Я специально сбавляю газ, чтобы успокоиться, чтобы не сорваться на Малую, чтобы не испугать ребёнка, но стоит притормозить у нужного подъезда, и меня снова начинает колотить. Ярость клокочет в жилах, заставляет совершить необдуманный поступок, о котором я обязательно пожалею впоследствии. И я снова и снова пытаюсь успокоиться, унять сердце, которое долбится в груди с такой силой, что легко могло бы проломить дыру.
Приближаюсь к двери и звоню в домофон. Знаю, что уже поздно, что она легла спать, скорее всего, но мне важно разобраться прямо сейчас. Я не хочу, чтобы эта пьяная тварь вернулась домой и навредила им. Я хочу забрать их от него. Спрятать своё сокровище подальше от лап Седого.
Это не его сын. Всё, что мне нужно знать, чтобы бороться.
Даже если не мой…
Это. Не. Его. Сын.
Хотя… Как он может быть не моим? Не может такого быть. Он мой. Мой!
— Егор спит, Жень, заходи потише! — шепчет Малая в трубку, думая, что это её муженёк явился.
Но нет, милая! Ты не угадала! Это не он! Это я! Твоё проклятие!
Я вызываю лифт и жду. Жду, когда он, наконец, приедет, несколько раз порываясь побежать по лестнице. Однако створки раскрываются, и я принимаюсь отчаянно жать на нужные кнопки в предвкушении этой томительной встречи.
Дверь в квартиру приоткрыта. Я вхожу и вижу побледневшую Малую. Одетая в ночную рубашку и тонкий халатик, она принимается хлопать глазами, смотрит на меня, прикрывая рот ладошкой.
— Кирилл, что ты здесь делаешь? — спрашивает она дрожащим голосом, а я смотрю в её глаза и ищу в них ответы на ещё не озвученные вопросы.