Папа в окне напротив
Шрифт:
Конечно, у меня есть Саша, но ее поддержка больше моральная, немного материальная. Но вот так решить такие глобальные проблемы с деньгами, законом и правдой никто раньше не помогал.
Мы молча идем по коридору с Валерой в палату к папе и слышу, как у мужчины играет телефон. Он в отличие от меня не сбрасывает, а принимает вызов.
– Привет, Гор … да, мы уехали с Онежой, - слышу свое имя и оборачиваюсь. А Валера с полуулыбкой закатывает глаза.
– Ты сам попросил решить ее вопрос. – Беззвучно улыбается и смотрит, прищурившись на меня.
– Все, мы заняты, давай. Я скоро ее привезу.
Вот это его закатывание глаз к чему? Что там Егор такое спросил? Как будто… ну не ревновал же он?!
Глава 16. Онежа
– ... И Егор спрыгивает первым, - Валера открывает мне дверь, пропуская первой, и дорассказывает историю, - а темно было уже, и прямо в незастывший бетон. Помнишь, как у Шурика? Упал еще потом. Перемазался весь. Мы нашли колонку. Отмыли его, конечно, но одежда была убита. Ему пришлось раздеться до трусов. И чтобы до дома добраться надо было прилично идти.
– И чем закончилось? Он так и шел без одежды? – Усмехаюсь, слушая историю о их приключениях.
– Ха, пошел. Мы все пошли. Ну по-любому бы все смеялись над ним. Три парня одеты, а четвертый в труселях только. Мы все разделись и так пошли по городу. Раз уж быть придурками, так всем вместе.
– Вас полиция не забрала?
– Нет, но скорее всего потому, что они просто не встретились нам на дороге.
Те несколько историй, которые Валера успел мне рассказать, пропитаны их дружбой. Как чем-то очень надежным и постоянным.
Я улыбаюсь после рассказа Валеры и в таком приподнятом настроении вхожу в палату к Кате. Делаю глубокий вдох и замираю.
Егор лежит рядом с дочкой на кровати и читает ей книгу. В сердце неприятно колет, что так и не рассказала ему ничего. Потом же будет хуже. Понимаю это, но он сам все время меня останавливает. Как будто знает, но не хочет одновременно это знать.
А их тяга друг к другу становится все очевидней. Ведь я не просила его сегодня приезжать, заходить к ней, он сам все это делает. Хочет этого. Ему нравится это. И Катя с ним спокойно себя чувствует.
Но не при Валере. Это наше дело. Наше маленькое семейное дело.
Егор смотрит на меня не улыбаясь, переводит взгляд на Валеру. Оценивает нас двоих. Я еще в прокуратуре заметила, как они взглядами общаются и без слов понимают друг друга.
В конце концов я ничего такого не сделала и меня сейчас больше волнует Катя. Присаживаюсь на край ее кроватки и целую дочку в лобик. Она все еще грустная и вид болезненный. Но, когда сжимаю ее руку, улыбка касается ее губ.
– Как ты, малыш?
Хмурит брови и поджимает губы. Болит. Но она не скажет об этом.
Валера делает пару шагов в сторону Егора и протягивает руку, которую тот тут же пожимает. Расслабляюсь. Все нормально.
– Ты прав был, Гор. В том центре бардак и халатность. Отдавать свои деньги туда не стоит.
– Что узнал?
– Откладывает книгу и поднимается, садясь на кровати.
Егор смотрит на друга, а я боковым зрением подглядываю за ним. Такой серьезный и недовольный. А ещё кажется, что меня игнорирует.
– Пойдем, ко мне, расскажу все. Решим, что делать.
Я разворачиваюсь к Валере и смотрю на него. Я ведь тоже имею
– Онежа, побудь с дочкой. – Кивает мне. Надеюсь, он знает, что делает.
Хотят обсудить что-то без меня. Ничего плохого я вроде не сделала, но все равно неприятный червячок, что хотят решить что-то за моей спиной точит большую дыру, запуская туда обиду. Может и накручиваю себя, но спорить не буду. Они мне помогают, и никто пока не сделал что-то не в моих интересах. Хочу словить взгляд Егора, но он не смотрит.
– Кать, пока, - протягивает ей кулак и он нехотя отвечает, стукая своим кулачком в его.
– Мама дочитает книгу. Пока, - кивает мне, быстро мажет по мне взглядом. Но не задерживается.
Как только мужчины оставляют нас, раздеваюсь и поправляю Кате одеяло.
– Вы читали с Егором книгу?
– Катя кивает в ответ. «Русалочка». Он помнит свои обещания.
– Котеныш, я хотела с тобой поговорить.
– Дочка в ответ расширяет глаза и внимательно смотрит. – Тебе нравится Егор?
– Она как-то неуверенно пожимает плечами, чем вводит меня в замешательство. Вроде бы они так много времени проводят вместе, и она так всегда на него смотрит с обожанием. А тут...
– Что-то случилось?
– Молчит и смотрит не моргая. Как теперь из нее вытянуть, что не так. Что-то плохое точно нет. Но где-то он успел накосячить.
– Ругал тебя? Обижал?
– спрашиваю на всякий случай, и расслабляюсь, когда она машет головой из стороны в сторону.
– Что он сделал, Кать? Про меня что-то сказал плохое?
– Снова немое «нет» от нее.
– Напишешь мне?
– Снова «нет». В груди неприятно сдавливает от этих ее качаний головой. И у меня остается один только вопрос, который должен расставить все по местам.
– Хочешь себя такого папу?
Она смотрит на меня, а потом отрицательно качает головой.
Да, черт!
– Катя, что он сделал? – Это уже совсем не смешно. Скорее, настораживает.
– Ты же так играла с ним. Ждала встречи, а сейчас что?
Мой маленький партизан сжимает губы и не собирается ничего рассказывать.
Вот только я решила все всем рассказать, чтобы стало ещё лучше, как появляется что-то, что останавливает меня. Я не знаю, что делать. Рассказать ему, он будет тянуться к ней, а она не хочет. Как бы не навредить Кате, делая то, что она не воспримет. Мне же все врачи говорят, что ей надо побольше положительных эмоций.
– Хочешь есть? – Переключаю на другое, чтобы дать себе время обдумать все. Немое «нет».
– Книгу дочитаем?
– смотрю на новую книжку, которую, похоже, Егор купил ей. Не поленился заехать в книжный.
– Катя, что Егор сделал? Не пугай меня.
– Молчит. А у меня в горле перехватывает.
– Ты просила папу! Ты хотела, чтобы у тебя был папа. Вот, я нашла его, что теперь не так?! Если он купил не ту книжку или не ту игрушку, Кать, это ерунда все. Он может купить другую. Просто не знает тебя. Не знает, во что ты играешь. Скажи мне что-нибудь!
– срываюсь на нее и тут же понимаю ошибку. Осекаюсь. Но слезы уже сдержать не могу. Наклоняюсь к ней и обнимаю.
– Прости малыш, прости. Мама просто очень сильно устала. А ты не хочешь мне помочь.
– Оправдываю себя, хотя давать волю эмоциям не имела права.