Папа вернётся. Лёва
Шрифт:
– Усадите детей и ждите меня здесь, – ответила она и решительно направилась к вокзалу.
Дети расселись на придорожной траве. Кто-то плакал, кто-то звал маму. Воспитатели опустили на землю мешки и узлы, уселись рядом с детьми и принялись растирать затёкшие руки, приглаживать растрепавшиеся волосы. Завхоз дядя Митя пристроил тележку с детскими вещами около забора и отправился на поиски воды.
К шмыгающим носами детям подошли красноармейцы.
– Что за шум, а драки нету? – Капитан с улыбкой погладил по голове плачущую Таю. – Откуда вы взялись? Помощь нужна? – обратился он к Нине Васильевне.
– Мы с детсадовской дачи. Обещали эвакуировать, да вот… – Тётя Нина кивнула на толпу. – Дети устали, да и голодные.
– А вы, сынки, откуда будете? – Повариха баба Зина с надеждой посмотрела на бойцов. – Не встречали кого из пограничников? Сын мой там.
– Нет, мамаша, не встречали. Мы сами из Минска, а здесь сейчас военкомат. Наши от границы пока отступают, может, и ваш сын с ними. Вот нас сейчас на подмогу отправят, и зададим мы немцам жару. А вы детишек берегите.
Мальчишки во все глаза смотрели на солдат – больших, сильных – и слушали тревожные разговоры взрослых.
– Генка, понял, что он сказал? – Лёва обернулся к другу.
– Что немцев прогонят? Я и так это знаю.
– Да нет же! Они сказали, что из Минска и что здесь военкомат. Значит, наши папы могут быть тут.
– Точно! – Глаза Генки загорелись. – Ведь и Танькин папа отсюда шёл.
– Знаешь что? – Лёва перешёл на шёпот. – Давай сбегаем посмотрим.
Мимо шли солдаты. Мальчишки улучили момент и шмыгнули за их спины.
Станция была забита людьми. Военные грузились в вагоны. Женщины с детьми кричали.
Лёва напряжённо всматривался в лица солдат. Папы нигде не было видно. Зато он увидел Марию Петровну. Она ругалась с начальником станции.
– У меня дети! Сто двадцать шесть душ! Мы пешком сюда шли, под обстрелом побывали, а вы говорите, вагонов нет!
Мужчина в красной фуражке дежурного по станции рассвирепел:
– Сколько? Вы с ума сошли! Где я вам вагоны возьму? Солдат на фронт нужно отправлять, а вы – дети!
Казалось, Мария Петровна сейчас вцепится в несговорчивого начальника. Но тут подбежали красноармейцы, которые недавно угощали детей печеньем.
– Начальник, в тупике стоят пустые вагоны, – вмешался в разговор капитан.
– Так это же телятники. В них коров возили. Как туда детей посадить? И вообще, эти вагоны заполнять не велено. Приказ.
Один из солдат схватил железнодорожника за лацканы форменного мундира, приподнял над землёй и прохрипел:
– Сажай детвору! Живо!
Начальник выругался и махнул рукой.
– Чёрт с ним, с приказом! Сажайте детей.
Капитан повернулся к солдатам.
– Матусевич, бери своё отделение, и помогите погрузить детей в вагоны. Пашкевич, найдите вёдра и принесите воды и по мешку сухарей из неприкосновенного запаса в каждый вагон.
Лёва восхищённо смотрел, как солдаты помогли Марии Петровне добиться вагонов и как капитан отдаёт приказы.
– Лёва, пошли скорее. А то вдруг они без нас уедут. – Генка тянул друга за рукав.
У Лёвы на мгновение перехватило горло, голос пропал как тогда, когда увидел поседевшего Юру. Он вдруг представил, что остался здесь, в этой толпе, один. И нет рядом тёти Нины, Марии Петровны и даже того улыбчивого капитана. Только плачущие женщины и старики с мутными от усталости глазами.
Лёва кивнул, схватил друга за руку и потащил на площадь.
Навстречу им бежала Нина Васильевна.
– Почему вы ушли без разрешения? Мы вас всюду ищем.
Лёва почувствовал, как ноги стали тяжёлыми, а в груди похолодело. Он увидел, как по лицу воспитательницы катятся слёзы. Не текут ручейками, как обычно у девчонок, а именно катятся, как горошины. Лучше бы она его ударила. Он бы даже не обиделся. Но Нина Васильевна, не замечая слёз, схватила мальчиков за руки и потащила в общий строй.
– Скорее.
– Мы только хотели пап найти, – просипел Лёва.
– Нинвасильна, мы больше не будем, – поддержал перепуганный Генка. – Не плачьте.
– Что? – Нина Васильевна остановилась, провела рукой по лицу и удивлённо посмотрела на мокрую ладонь. – Я не плачу. Это от усталости, наверное.
Дети брели по железнодорожным путям, спотыкались и падали, разбивая коленки. Самых маленьких солдаты несли на руках.
Колонна детского сада остановилась возле цепи товарных вагонов.
– Ого, какие высокие! – удивился Юрка, пытаясь дотянуться до края вагона. – Как же мы в них забираться будем?
– А мы как акробаты в цирке. – Лёва прищурил глаз, прикидывая. – Я залезу тебе на плечи и в вагон. Потом Генка. А затем уж мы тебя за руки затащим.
– Вечно ты, Лёвка, придумаешь что-то, – обиделся Юра. – Я же не Поддубный, чтобы вас всех поднять.
– Не ссорьтесь, мальцы! – Усатый солдат строго посмотрел на ребят. – Всех посадим.
В середине каждого вагона была большая дверь, которая откатывалась вбок на колёсиках. Солдаты распахнули двери вагонов и отшатнулись. Внутри стоял удушливый запах навоза. Молодая воспитательница Алевтина, как кошка, метнулась к насыпи и через несколько минут вернулась с охапкой травы. Невысокая и щупленькая, она с трудом забросила траву в высокий вагон. Круглолицый, бритый налысо боец помог девушке забраться в телятник, и она начала травяным веником выметать грязь. Не сговариваясь, няни и воспитатели бросились за травой. Вскоре грязные телятники приспособили для перевозки детей.
Красноармейцы рассаживали ребятишек по вагонам, когда вдалеке показалась ещё одна группа.
– Это тоже ваши? – Капитан удивлённо взглянул на заведующую детским садом.
– Все дети наши, – твёрдо сказала Мария Петровна, вглядываясь в лица незнакомых ребятишек.
Внутри вагона было темно. Отвратительный запах забирался не только в нос, но и, казалось, в горло, глаза и уши.
На грязный пол постелили детские одеяльца, которые вёз в тележке завхоз дядя Митя. И дети, голодные и обессиленные, тут же сворачивались на них калачиками и засыпали.