Папина содержанка
Шрифт:
Я приходил, сидел рядом с любимой, держа её слабую руку, и вслух рассказывал обо всем, что происходит с нами. То есть не был уверен, слышит ли меня мажорка, но хотелось в это верить. Информации, впрочем, оказалось не слишком много. Альберт Романович каждое утро теперь начинал смотреть записи с камер видеонаблюдения своего загородного дома и «Пьяной малины», пытаясь вспомнить, как звали ту или иную жертву. Дальше информация сразу уходила Кеше, которая её передавала экспертам ФСБ, – это было нужно, как она сказала, для сбора доказательной базы.
Контора основательно взялась на секс-клуб «М.И.Р.», поскольку хотя
Что же касается Альберта Романовича, то он не роптал, свою участь переносил стойко, хотя постоянно пребывал в подавленном настроении. Понимал: теперь заграницу увидит очень нескоро. Он ведь – главный обвиняемый по делу секс-клуба и свидетель покушений на него. В общем, влип отчим Максим по полной программе. Одновременно был и жертвой, и преступником.
Неделю спустя, когда часть видеозаписей была отсмотрена, Альберта Романовича перевезли в загородный дом, и Светлана Николаевна сообщила посреднику, где в ближайшие дни окажется её муж. Это было довольно рисково: киллеры могли догадаться о ловушке. Ведь дважды они уже приходили в это место и даже понесли тут потери. Но, видимо, времени прошло достаточно, и бандиты ни о чем не догадались.
Глава 110
О том, как прошла эта операция силовиков, мне вкратце, не вдаваясь в подробности, рассказала сама Кеша. В общем, там и говорить-то было особенно не о чем. Альберта Романовича вместе с японскими телохранителями, которые в данном случае были только статистами (у них даже патроны вытащили на всякий случай), поместили в подвал. Там они и пробыли всё время, пока наверху спецназ захватывал киллеров.
Светлана Николаевна так накрутила своего посредника, что исполнители бросили на штурм загородного дома все свои силы. Женщина с подачи Кеши придумала такой аргумент: Альберта Романович нанял большую охрану, потому добраться до него будет очень непросто. А раз так, следует очень постараться и вооружиться как следует. Что бандиты и сделали, заявившись целым вооруженным до зубов отрядом. У них разве пулеметов с собой не было, а парочка гранатомётов – да. Не считая ручных гранат.
Правда, добровольно сдаваться они не захотели. Потому полы в загородном особняке и земля вокруг него оросились кровью. Из силовиков никто не пострадал, а вот у нападавших были потери: из семи бандитов двое оказались убиты, ещё столько же ранены, остальные прекратили перестрелку, когда поняли, что их дело труба.
После этого и Альберт Романович, и Светлана Николаевна были увезены Кешей и его «добрыми молодцами» в неизвестном направлении. В следственный изолятор ФСБ,
Я тепло поблагодарил отважных самураев, обещав приехать в Токио вместе с Максим, чтобы выразить лично благодарность господину Сёдзи Мацунаге за оказанную помощь. «И обязательно расскажем ему, какие вы герои!» – с чувством добавил я, обняв японцев. Те не привыкли к таким телячьим нежностями, но по их расплывшимся в улыбке лицам можно было догадаться – им очень приятно. Правда, хотел каждому выдать по денежной премии, но они отказались.
Кеша, как и обещала, чинить препятствий возвращению японцев на их Родину не стала. Те благополучно (и я не знаю как) избавились от пистолетов, а потом с чистой совестью улетели в Токио. Я же, проводив их на самолет, сразу из аэропорта поехал в клинику – повидать Максим. Мне ужасно не терпелось ей рассказать о событиях последних двух дней, пока не виделись.
Когда я переступил порог палаты, то внезапно обнаружил на койке вместо мажорки другого человека – там в беспамятстве лежала какая-то женщина. У меня сердце едва не остановилось: мелькнуло предчувствие чего-то очень нехорошего. Зря мы, наверное, с Кешей изображали Максим мёртвой. Накликали беду. Я кинулся искать лечащего врача, но по пути встретилась медсестра, ухаживавшая за мажоркой.
– Не волнуйтесь, с ней всё хорошо. Вчера перевели в палату интенсивной терапии. И ещё она пришла в себя, – улыбнулась медик и подсказала, куда идти.
– Спасибо! – я на радостях чмокнул сестричку в щеку и помчался в указанную палату. Ворвался туда и… замер на пороге. Максим смотрела на меня и улыбалась. Господи! Максим!!! Я бросился к ней и, ничего не говоря, расплакался. Стал целовать родные лицо, руки, роняя слёзы ей на бледную кожу, тут же вытирая их. А они опять и снова – кап-кап-кап.
– Не плачь, – послышался слабый голос Максим. – Что ты, Сашка, причитаешь, как старикан над бабкой-покойницей. У меня же свечка с руках не торчит пока.
Она уже ёрничает надо мной! Значит, идет на поправку. Я спешно утёр слезы с себя и с любимой. Вот как в такой чувственный момент она сама не расплакалась? Удивительно! Сила воли у этой девушки железная, что и говорить. Не то что у меня. Я по сравнению с ней – слабак. Приставил стул к койке, взял её слабую ладонь обеими руками, прижал к губам. Пальцы Максим чуть сжались.
– Я так сильно люблю тебя, Максим! – прошептал я.
– И я тебя люблю, Саша, – ответила она.
– Готова выслушать длинный рассказ о том, что ты пропустила?
– Конечно, – улыбнулась мажорка.
– Ну, так слушай.
Я в течение в общей сложности двух часов рассказывал обо всём, что произошло. С перерывами, конечно. Максим ведь был слишком слабой, чтобы столько времени меня выслушивать. Да ещё процедуры мешали постоянно. Ей то капельницу ставили, то лекарства давали, то что-то там проверяли-измеряли, повязку меняли. Потом сказали, что ей надо поесть, затем – отдохнуть и тому подлобное. Растянулся мой рассказ на два дня, во время которых я уходил и возвращался. Причем старался ходить побольше пешком, ощущая себя свободным человеком, который не боится больше, что в него выстрелят исподтишка.