Папина содержанка
Шрифт:
– Останется здесь. Нам с ним надо серьезно поговорить.
– Может, я в машине подожду? – робко интересуется Костя.
– Нет, – жестко отвечает Максим. – У нас долгий будет разговор.
Я слушаю их диалог и понимаю: опять моя судьба в чужих руках. Может, не желаю я с ней разговаривать здесь и сейчас, в этом убогом жилище холостяка? И вообще, надо в Москву ехать, нас отец будет ждать. Он же назначил нам встречу, а в его плотном графике отыскать время очень непросто.
– Хорошо, – покорно отвечает Костя. Как он вообще живет с этой стервой? Он столько ехал сюда, весь в тревогах, а мажорка его прогнала. Будь я на его
– Да, – кратко бросает Максим.
Костя уходит, сначала слышен стук его ботинок по доскам, затем по выложенной бетонными квадратами дорожке. Скрипнула калитка. Плюмкнула сигнализация, завелся двигатель. Хлопнула дверь. Все эти звуки мы слушаем с мажоркой в тишине, ничего не говоря. Видимо, присутствие Кости в самом деле очень мешало ей приступить к разговору. И едва шум автомобиля стих вдали, она кивнула на стул.
– Присаживайся.
Я размещаюсь за столом, на который даже руки положить некуда. Максим поступает категорично: берет скатерть с четырех углов, складывает их наверху. Получается большой узел, наполненный бутылками, объедками и грязной посудой. Пластиковой, потому ничего не гремит и не разбивается. Она связывает горловину, уносит в прихожую, кладет рядом с крыльцом. Потом всё так же, молча, достает новую одноразовую скатерть, из шкафа рядом – посуду, бутылку водки, хлеб, газировку, из холодильника колбасу и сыр. Режет крупными ломтями, не заботясь об эстетике. Наливает в стаканчики водки до половины. Садится напротив. Говорит:
– Давай накатим, братан.
Глава 49
Братан? Она назвала меня этим словом? Кажется, у мажорки окончательно поехала крыша от пьянки.
– Да не собираюсь я с тобой пить в этом… бомжатнике, – брезгливо сказал я. – Мы тут ее ищем со вчерашнего дня, а она премило так устроилась. Бухает, видите ли. Посмотри на себя! Ты женщина! Забыла?!
– Замолчи и послушай.
– Ну уж нет! – выкрикнул я, поскольку вся эта история с исчезновением меня крепко достала. Она мне кто? Сват, брат, с зацепа хват? Да плевать я на неё хотел с высокой колокольни! Та Максим, которая пробудила в моем сердце странное чувство, она была… яркая, смелая, решительная, веселая. Красивая, наконец! А эта? Полупьяная, воняющая перегаром, опустившаяся… шалава! И ладно, было бы из-за чего, а так ведь… Но тут до меня все-таки дошло: стану себя накручивать, ничего не узнаю. Загоняться смысла не было. Потому усилием воли подавил в себе глупые мысли и сказал примирительно:
– Хрен с тобой, золотая рыбка. Давай.
Мы подняли стаканчики и, не чокаясь, выпили.
– А теперь расскажи мне, подруга любезная, с чего ты так загуляла? – спросил я.
– Саша, ты только выслушай меня внимательно и не перебивай, хорошо? – сказала Максим. Глаза её были печальными. Я, поражаясь этому обстоятельству, кивнул.
– Дело в том, что ты – мой сводный брат.
Мажорка замолчала, а у меня глаза на лоб лезут от удивления. Нет, реально достала она своими шутками. Я встаю и собираюсь немедленно отсюда уйти.
– Сядь, – властно приказывает она. Я скриплю зубами, но сдерживаюсь. В самом деле, надо бы послушать до конца весь этот бред.
– Это правда, я тебя не обманываю. Когда-то, много лет тому назад, Кирилл Андреевич был молод и горяч. Познакомился с девушкой, та родила
– Твою ж мать… – всё, на что у меня хватает сил. Я даже не знаю, что говорить. Руки трясутся, сердце колотится. Сестра… Мажорка, о которой я так пошло мечтал всё это время, моя сестра! Да быть того не может… Мы ведь не похожи с ним даже!
– Я не понимаю, – мотаю головой.
– Что уж тут не понять, – говорит Максим. – Давай лучше еще по одной.
Она разливает водку, я пью ее, а вкуса не ощущаю. Машинально бросаю в рот кусок хлеба, жую, глотаю чисто механически.
– Ты сказал – сводная. Как это?
– Отец у нас один, матери разные. Когда мать одна и отцы разные – единоутробные, – поясняет Максим.
– Господи… – я настолько шокирован признанием мажорки, что мне становится жутко стыдно за самого себя. Столько мечтал переспать с этой девушкой, а она, оказывается, моя родственница! Какой кошмар. Как стыдно!
– Понимаю твой шок, – говорит Максим.
– Ни хрена ты не понимаешь, – отвечаю. – Я думал, что ты – любовница моего отца!
– Кто-то?! – удивляется мажорка, и глаза у неё становятся, как блюдца.
– Его содержанка, вот кто!
Максим откидывается на спинку стула и начинает хохотать. Да так сильно, что несколько минут успокоиться не может. Только слезы утирает и покраснела. Наконец понемногу успокаивается. Наливает себе водки трясущейся рукой – её по-прежнему колотит от смеха – и выпивает. Морщится, закусывает.
– Ну ты даешь стране угля! – говорит она. – Содержанка. Вот это да! И кто тебя только надоумил!
– Не помню уже. Кто-то из родственников мамы сказал. Так и повелось: считать, что папа ушел от мамы к молодой любовнице. Да еще и ты его папиком называешь, ну, я и решил, что правда.
– Папиком я его зову просто так, безо всяких левых мыслей, – смеется Максим. Кажется, к ней снова вернулось его привычное ироническое состояние духа. – Ну, может, еще и потому, что он так наглупил в своей жизни – немного мщу ему за нанесенную моей маме обиду. Конечно, он уже сто раз перед ней извинился, и она его простила даже, когда он приблизил меня к себе. В хорошем смысле, понимаешь?
– А твой… официальный отец? Как же он? Как он воспринял это? Ну, что твой родной папаша решил заняться твоим воспитанием двадцать лет спустя.
– Да нормально. Я ведь уже взрослая девочка, меня хрен воспитаешь, – усмехнулась Максим. – Кроме того, они давние приятели, еще со студенческих лет, потому мой приемный отец знал, чья я дочь, с самого начала.
– То есть вы… не любовники?
– С ума сошел?
– Прости, никак в себя прийти не могу. А как же… Костя? Он ведь твой парень, верно? Не сестра, не… брат. Да?
– Ха-ха-ха! – смеется мажорка. – Вот уж он мне точно не брат и тем более не сестра. Да, он мой парень. Мы собираемся пожениться через несколько месяцев.