Para Bellum
Шрифт:
Глава 7
А в это время, покинув гостей, ни один из которых, несмотря на предутреннее уже время, и помыслить не мог, чтобы уехать, пока Хозяин не отпустит, не попрощается с каждым за руку с тёплой улыбкой (после которой, бывало, обласканного отвозили не домой, а в Сухановскую тюрьму или на Лубянку), Вождь и Учитель товарищ Сталин в самой дальней из комнат второго этажа Ближней дачи выслушивал доклад двух мужчин в штатских костюмах. Один был худой и высокий, другой – толстый и маленький. Когда они стояли рядом, они походили на очень
– Начнём с фигуранта два, – приказал Иосиф Виссарионович.
– Подопечный активно входит в круг служебных обязанностей – зубрит инструкции, лично изучает всю систему охраны, – сообщил Пат. – Источники информации – секретарь Службы, заведующий архивом, трое из пяти сотрудников, с которыми он имел беседы. Он пытается найти слабые места.
– Надо думать, для того, чтобы ликвидировать их, – жёстко усмехнулся Хозяин.
– Фигурант два в пьяном виде однажды проговорился, что мечтает лично убить… – Паташон замялся… – Генерального секретаря ЦК ВКП (б)…
– Меня, что ли? – хмыкнул Сталин.
– Вас, Иосиф Виссарионович, – сокрушённо вздохнул толстячок. – При этом употреблял в ваш адрес … непристойные выражения.
– Интересно, какие именно?
– Но, товарищ Сталин, я не могу… Вам будет неприятно…
– Я тебе что, девочка, которой ты целку ломать собрался? – грозно произнёс вождь. – Говори.
– Только учтите, пожалуйста, что я только цитирую.
– Я уже понял, что мнение того попугая ты не разделяешь. Цитируй!
– Ка… какого попугая, – перепугался боец невидимого фронта.
– Анекдот такой был, – отмахнулся Хозяин. – Политический. Тебе я его рассказывать не буду. Такие, как ты, везде с собой «пятьдесят восьмую» носят.
Сбитый с толку Паташон молчал.
– Давай, цитируй.
– Он называл вас… извините, сукой усатой.
Сталин захохотал сухим отрывистым смешком.
– Я уж думал, он меня матом, а он… – выговорил Иосиф Виссарионович, смахивая слезу. – Слабовато звучит. За такое и выговора хватит.
– Данные получены в результате прослушки квартиры и подтверждены агентом Лёнечкой.
– Что за агент Лёнечка? – поинтересовался вождь.
– Извините, даже вам раскрыть оперативный псевдоним не имею права. Без письменного указания.
– Ишь ты, принципиальный. Молодец. Что у вас есть по контактам фигуранта два с фигурантом один?
– Пока ничего. Встречались один раз. Пили. Фигурант два произнёс тост за ваше здоровье.
– Так и сказал: «Выпьем, мол, за здоровье суки усатой»?
– Что вы, – серьёзно ответил Пат. – Он говорил… – и тощий стал торопливо перелистывать бумаги в нетолстой папке, которую держал на коленях. – Вот: «За великого и мудрого вождя товарища Сталина».
– Какое двуличие, – очень серьёзно сказал Хозяин. Но глаза его иронически сузились. – Следующий вопрос, господа сыщики. Фигурант один появился с совсем молодой девочкой. Ваша?
– Никак нет, – хором ответили оба.
– Жаль. Только я собрался
– И? – уточнил Паташон.
– Что «и»?
Пат сделал неопределённое движение толстыми грубыми пальцами: «Изъять?»
– С ума сошли? – грубо оборвал Сталин. – Чтобы ни один волос не упал. Чтобы никому, подчёркиваю, никому и на ум не пришло, что ваша или ваша конторы проявляют к девице какой-то интерес. Доложите ведущему «темы». Собрать подробное досье, и ничего больше. Ясно?
Оба штатских вскочили и вытянулись: «Так точно!»
– И ещё, – Хозяин нацелил палец, словно ствол пистолета, в грудь замерших Пата и Паташона, – мало мы ещё занимаемся нашей молодёжью. Непростительно мало. Теперь о фигуранте три…
Всего фигурантов насчитывалось двенадцать, – как апостолов, – пошутил товарищ Сталин. Вождь освободился и остался один только под утро. Он знал, что Толстый и Тонкий, выйдя из дверей Ближней дачи, холодно раскланяются, каждый сядет в свою машину, и водителям назовут разные адреса. Ненавидели друг друга не Пат с Паташоном. Смертельно враждовали ведомства, к которым они принадлежали. Иосиф Виссарионович нарочно вызывал на доклад обоих вместе, чтобы ткнуть носом в огрехи и недоделки на глазах злейшего «товарища по оружию» и подлить горючего в пламя незримой войны между структурами.
Хозяин с удовольствием растянулся на узкой койке под солдатским одеялом и закрыл глаза. Сон не шёл. Возбуждение, вызванное общением с прекрасной стервой Любовью Орловой, художниками и стукачами, отгоняло дремоту. Вождь с удовольствием вспомнил девчушку, которую притащил с собой Марков. Надо же, на первый взгляд вовсе не красивая, а какая прелесть! Везёт дуракам. Интересно, сумеет этот солдафон понять, что судьба подбросила ему счастливый билет, каких выпадает один на миллиард?
А под поверхностью приятных, лениво текущих мыслей, в глубинах сознания мерцало неудовлетворение. История о встрече Эйзенштейна с Хануссеном снова разбудила опасения и страхи, о которых вождь приказал себе забыть.
В высшие силы, потусторонние миры и прочую благодать Иосиф Виссарионович не верил никогда. В духовную семинарию он пошёл потому, что это давало шанс вырваться из сапожной будки отца, от въедливой вони кожи и дёгтя, от шила и дратвы, от вечно сбитых молотком, порезанных ножом, чёрных пальцев. Опыт подпольной работы и Гражданской войны утвердил в одной мысли: есть не управляемый ничьей разумной волей случай. Бояться надо не его – здесь следует быть фаталистом. Опасаться нужно человеческой целеустремлённости, коварства. Разум – это средство выживания, такое же, как клыки и когти, только во много раз опаснее. И уберечься сумеет лишь тот, кто окажется умнее, дальновиднее, предусмотрительнее, кто в состоянии расшифровать уловки врага, сплести собственные петли и удавки и сунуть в них голову противника.