Парадиз–сити
Шрифт:
— Знаешь что, Пепе? Купи газету. Я всегда так делаю, когда хочу узнать свежие новости. Но когда мне нужна информация, я обращаюсь к тебе. Вот и давай выгладывай, что у тебя есть.
— А с чего ты взял, что у меня что–то есть?
Ло Манто повернул голову и посмотрел на потрепанного парня с сигаретой во рту и широкой улыбкой на тонких бескровных губах.
— Я в этом уверен и готов поставить на кон твою жизнь.
Улыбка сползла с лица Пепе, он выплюнул окурок и раздавил его каблуком старого ботинка.
— Всех наркош в городе колбасит. Невозможно найти дозу, чтобы
— И с чем все это связано?
— Готовится что–то крупное, — ответил Пепе. — Мой барыга сказал, чтобы я подождал до середины недели. Тогда, говорит, будет столько дури, что хватит на месяц, причем первоклассного качества, а не того дерьма, которое толкали раньше.
— Когда появится товар? Где?
— Точного времени не знаю, но знаю место, — ответил Пепе, вытаскивая из пачки «Лорда» новую сигарету и закуривая. Его руки тряслись, под давно не стриженными ногтями были полоски грязи и засохшей крови.
— Так ты мне расскажешь, — спросил Ло Манто, — или отправишься в церковь и сообщишь об этом священнику на исповеди?
— Это не просто наколка, — сказал Пепе. — Если они узнают, что я проболтался, на следующий день я буду плавать в заливе без башки.
— Если так боишься смерти, то на хрена колешься? Наркота угробит тебя раньше, чем каморра.
Пеле сделал глубокую затяжку и выпустил дым через ноздри и приоткрытый рот.
— Эрколано, — сказал он наконец. — Там всегда куча туристов, которые шляются по руинам. Очень удобное место, чтобы незаметно поставить один портфель и взять второй.
Ло Манто встал, достал из куртки купюру в пятьдесят евро и сунул ее в нагрудный карман грязной рубашки Пепе.
— Коли дури сейчас все равно купить нельзя, ты хоть пожри по–человечески, — напутствовал он наркомана. — А если останутся деньги, побрейся и подстригись. А потом спрячься и на какое–то время затаись.
— От каморры не спрячешься, — ответил Пепе, прищурившись и глядя на заходящее солнце. — Ты это знаешь лучше других.
* * *
Ло Манто смотрел на Неаполитанский залив. Он сидел на ржавом причале, спустив ноги к плещущимся волнам, спиной к городу, в котором жил с тех пор, как приехал из Нью—Йорка. В Неаполе он окончил университет, а потом прошел обязательную воинскую службу, отбарабанив два года в итальянском военно–морском флоте. Большую часть этого срока Ло Манто провел на ржавом эсминце, курсировавшем вдоль африканского побережья.
Он забавлялся мыслью о том, чтобы вернуться в Нью—Йорк и поступить в тамошнюю полицию, но чувствовал, что долгие годы, проведенные им в Италии, являются скорее помехой, нежели преимуществом для реализации этой идеи. Да, он был ньюйоркцем по рождению и по взглядам, но в сердце все равно оставался неаполитанцем и чувствовал себя вполне комфортно, живя в пораженном каморрой городе. Со временем он научился аккумулировать в себе силу обоих городов, совершая частые переезды между ними в своей непрекращающейся охоте на семью Росси,
Ло Манто заполнил все необходимые документы, сдал экзамены и был принят на работу в управление полиции Неаполя, причем мать даже не догадывалась о том, какую карьеру выбрал для себя ее сын. А когда узнала, нисколько не удивилась. Она давно подозревала, что Джанкарло вынашивает планы мести, но не хочет раскрывать их раньше времени.
— Ты можешь арестовать всех членов каморры — и здесь, и в Нью—Йорке, — сказала Анджела, когда сын сообщил, что стал полицейским, — но это не вернет к жизни твоего отца.
— Это нужно мне, а не отцу, — ответил Ло Манто.
— Тебе нужно совсем другое, — возразила мать. — Отправляйся в университет, найди себе работу, которая будет тебе по душе, а не убьет тебя. Каморра слишком велика и сильна для того, чтобы один человек объявлял ей войну. Даже тот, который ненавидит ее столь сильно, как ты.
— Нужно хотя бы попытаться, — произнес Ло Манто. — И один человек может сделать многое.
— И после этого ты утверждаешь, что пошел на это не ради своего отца? — спросила мать.
— Нет, не ради него. Ради сотен мальчишек, чьих отцов каморра может убить только из–за того, что они встали на ее пути.
— Я молюсь о спасении души моего мужа каждый день, — сказала Анджела, повернувшись спиной к Джанкарло. — Теперь мне придется молиться еще и о том, чтобы не убили моего сына.
Ло Манто пришел на работу в полицию через неделю после того, как ему исполнилось двадцать четыре года, и сначала его назначили в патрульное подразделение, задача которого состояла в том, чтобы очищать улицы основных туристических районов от бродяг, проституток и карманников. Это была скучная работа, однако Ло Манто сумел превратить этот недостаток в достоинство. Он редко арестовывал воришек, предпочитая превращать их в своих информаторов и доверенных лиц, которые из чувства благодарности снабжали его бесценной информацией. Это в немалой степени способствовало продвижению Ло Манто по служебной лестнице. Он считал себя не вправе осуждать проституток и жуликов за то, что они выбрали именно такой способ заработка, ведь им тоже нужно было кормить семьи, а найти стабильную и достойную работу в нищем городе и при этом избежать длинных рук каморры было практически невозможно.
Ло Манто старался завоевывать доверие людей, которых другие, возможно, считали отребьем. Он не гнушался обратиться к настоятельнице монастыря с просьбой устроить дочь проститутки в подготовительную школу при обители, найти приличное жилье для лифтера, который с женой и кучей ребятишек ютился под лестницей.
За несколько лет благодаря своим методам и тому, что неизменно держал данное слово, Ло Манто завоевал авторитет на улицах Неаполя, и к нему первому простые люди обращались с просьбами о помощи. А Ло Манто, в свою очередь, пользовался их помощью, подбираясь к более высоким эшелонам организованной преступности, внедряя в их ряды своих агентов, пытаясь нанести максимальный урон всем структурам каморры, включая семью Росси — самую могущественную среди всех, входивших в преступный синдикат.