Парадиз–сити
Шрифт:
— Он не знает, что я здесь, — сказала Дженнифер. — А если бы знал, то, наверное, пристрелил бы меня быстрее вашего.
— У меня нет обыкновения стрелять в кого бы то ни было, — возразил Росси, постепенно восстанавливая полное самообладание. — А если бы и пришлось, то уж никак не в женщину. Пусть даже она служит в полиции и доводится напарником моему кровному врагу.
— Что вам известно о вашей матери? — Дженнифер решила идти напролом, рассудив, что тактичными расспросы на подобную тему все равно не получатся.
Пристально глядя на Росси, она заметила в нем некоторое сходство с Ло Манто.
— В первый раз встречаю копа, который расспрашивает меня о матери, — удивился Росси, ставя допитый бокал на письменный стол. — И, надеюсь, в последний.
— Со мной такое тоже впервые, поверьте, — призналась она. — Но я не стала бы задавать подобные вопросы, если бы это не было так важно.
— Не полицейского ума это дело, — отрезал Росси. — И не надо бы вам в него свой нос совать. Определимся сразу: вы заплываете в мои личные территориальные воды. И прежде чем позволить вам нырнуть в омут, я должен услышать от вас вескую причину, зачем вам это понадобилось.
— А почему бы мне и в самом деле не поделиться с вами тем, что я сумела узнать? — согласилась Дженнифер. Раскрыв сумку, которую носила на плече, она вытащила оттуда толстый конверт. — Сами скажите мне, что там правда, а что — нет. А потом или будем разговаривать дальше, или попрощаемся. Оставляю это целиком на ваше усмотрение.
— Ну, тогда не будем терять времени, — нетерпеливо кивнул Росси. — И хорошо бы закончить с этим поскорее.
Открыв конверт, Дженнифер быстро перелистала несколько страниц, оставив в руке последнюю.
— Согласно вашему свидетельству о рождении, выданному в городе Нью—Йорк, вы появились на свет в небольшой клинике на юге Манхэттена, которая с тех пор давно уже закрылась, — начала она. — Вы единственный сын Николо Росси. Графа «имя матери» оставлена незаполненной. Не знаю, как вам это объяснили, но знаю точно, что в любом случае вам солгали.
— И откуда же вам это известно? — осведомился Росси. — Из уличных сплетен? Или, может, какой–нибудь макаронник–пустозвон наплел вам с три короба о том, чего вы совершенно не знаете? Имя моей матери не значится в свидетельстве о рождении потому, что она бросила нас с отцом, как только вышла из больницы. Тогда отец решил: раз ей не нужен сын, пусть будет так, как ей хочется. И не стал ее записывать в качестве моей матери.
— Она не бросила вас, — возразила Дженнифер. — Во всяком случае, все было не так, как сказал вам отец.
Росси, опершись локтями
— Ну, и что дальше, коп? — Его голос был пронизан сарказмом. — Давайте выкладывайте. Все, без утайки.
Дженнифер закрыла конверт и сунула обратно в сумку. Она встала и подошла к письменному столу настолько близко, что до ее ноздрей долетел запах дорогого одеколона, которым с утра освежил щеки ее собеседник. Явственно чувствовалось, что само ее присутствие вызывает у него неприязнь, но в то же время сказанное ею пробуждает интерес. Нельзя было судить наверняка, что именно он знал о своей матери или о чем хотя бы догадывался, сколько было недосказано или попросту утаено задолго до того, как у него появился шанс узнать правду. А потому не было возможности рассчитать его вероятную реакцию на то, что он сейчас услышит.
— Ваша мать была смелой женщиной, — сказала Дженнифер. — И сильной. Только такая может преодолеть те испытания, которые выпали на ее долю, да еще и выйти из них с гордо поднятой головой. Она была замужем за порядочным человеком, которого сжигала страсть к азартным играм. Одним из тех, на которых наживался ваш отец, обирая их до нитки. Или почти до нитки.
— Значит, это мой отец велел ему проиграть все деньги, даже те, которых у него не было? — задал вопрос Росси. — Или, может быть, все–таки этот неудачник проигрался в прах по собственной инициативе?
— Ставки тот делал самостоятельно, — признала Дженнифер. — А ваш отец взвинчивал проценты на его задолженность. Тот человек в большинстве случаев расплачивался с долгами. Как правило, с опозданием, но в рамках допустимого.
— Тогда этот парень не в праве жаловаться, — заявил Росси. — Самый простой выход для таких, как он, — бросить игру и уйти. Стоит ему сделать такой шаг, и никто никогда не тронет ни его самого, ни его семью. Но такие не уходят, потому что не могут. Игра значит для них больше, чем радости семейной жизни, и они принесут в жертву что угодно и кого угодно за возможность и дальше делать ставки в надежде на единственный сказочный выигрыш, который якобы изменит все. Но удача никогда не улыбается таким.
— Хуже того, — добавила Дженнифер, — таким ваш папа выставлял счет, предлагая на выбор три варианта: или плати, или прощайся с жизнью, или отдавай младшего сына. На мой взгляд, большинство мужчин либо найдут возможность заплатить, либо предпочтут пулю. Пожалуй, из трех путей этот самый легкий.
— Каким же путем пошел наш герой? — поинтересовался Росси, презрительно роняя слова. Он вырос в среде, где на слабость смотрели свысока и презирали тех, кто становился уязвим из–за собственных слабостей.
— Этого нам знать не дано, — ответила Дженнифер. — Его лишили возможности выбирать. Потому что вместо него выбор сделала ваша мать. Она бросила на стол новую карту — такую, о которой ваш отец и подумать не мог.
— Какую же?
— Она предложила дать ему его собственного сына, — сказала Дженнифер. — Который будет для них общим. И в котором будет течь кровь Росси, а не человека, который гораздо слабее.
— И мой отец согласился? — спросил Росси, в глазах которого мелькнуло волнение, хотя тело его и оставалось неподвижным, будто античная статуя.