Парадная на улице Гоголя

Надо любить всех, но если это не под силу,

хотя бы надо желать всем добра.

Преподобный Гавриил (Ургебадзе)

Жизнь меняется на глазах. Каких-то лет пять назад хороший знакомый при встрече на улице подаст руку, пожелает здоровья, скажет добрые слова. Ты с радостью ответишь тем же. Сегодня тот же знакомый из уважения к тебе освободит ухо от наушника, дабы услышать твоё «здравствуй». Если степень уважения сравнима

с той, которая раньше подвигала его снимать в поклоне шляпу или другой головной убор, сегодня он вытащит из ушей оба наушника. Дескать, для вас готов на всё.

Стремительно меняется жизнь, изменяются люди, обновляют лики города, меняются дома.

Может ли дом быть героем повествования? А почему бы нет. Само собой, с обитателями – душой жилища. Давно замечено, дому стоять бы да стоять, да покинули его жильцы, и куда девалась былая крепость стен: стремительно начинает дом ветшать и стариться – душа ушла.

Герой нашего повествования полвека стоит под порывами ветров, потоками дождей, завихрениями снега и ласковыми лучами солнца. Высоко над ним проходят циклоны и антициклоны, движутся воздушные потоки, несущие тепло и холод. Весной радуется он травке на газонах под его стенами, ароматом персидской сирени, тут же произрастающей. Осенью любуется пламенеющей рябиной, что заглядывает в окна первого этажа.

Век дома длиннее человеческого, и всё же пятьдесят лет даже для кирпичного строения не юношеский возраст, а тот, когда есть что вспомнить и подвести какие-то итоги.

Рисуя портрет дома, следует сказать, что он о четырёх стенах, четырёх этажах под четырёхскатной крышей. Два подъезда по шестнадцать квартир. Петербуржцы не употребляют термин «подъезд», они говорят «парадная». В женском роде. Остановимся на этом варианте. Причём повествование будет сосредоточено на первой парадной.

Следует дать пояснение, почему вдруг мы обратились к лексикону петербуржцев. Наш дом не состоит в реестре жилья славного Санкт-Петербурга и всё же находится поблизости от второй столицы нашего государства, посему влияние мегаполиса чувствуется. Находится дом в городе под названием Городок. Имя самое точное. Не город в полном смысле этого слова, но и не посёлок сельского типа. С Санкт-Петербургом его роднит факт – оба стоят на Неве. Не ищите название нашего населённого пункта на карте, у автора своя география.

Городок возник благодаря строительству крупнейшей на северо-западе советского государства ГРЭС – тепловой электростанции.

Местность в округе богата стратегическим сырьём – торфом. В индустриальные тридцатые годы XX века начали строить ГРЭС, заодно и Городок. На заре советской власти имелся план развития электрификации России – ГОЭЛРО, по которому страна создавала свою энергосистему. Строились гидроэлектростанции (к примеру, Днепрогэс) и тепловые на угле или торфе. С рекой понятно: энергия воды крутит турбину, та даёт электричество. Уголь добывают в шахтах или карьерах, а затем энергия, выделяемая при его горении, превращается в электричество. Торф тоже надо добыть, прежде чем сжечь. Для этого создавались так называемые торфопредприятия.

Автору попалась в Интернете цитата:

«Первыми начинали работать так называемые карьерщицы. Торф образовывался в течение многих тысяч лет за счёт разложения водной растительности в водоёмах без доступа воздуха. Поэтому в нём имелись неперегнившие остатки крупных деревьев – коряги. Если такая коряга попадала в насос, он ломался. Чтобы предотвратить поломки, карьерщица ползала в торфяной жиже, по пояс и выше, оттаскивая коряги в сторону. Это был поистине адский труд. Торфосезон начинался во второй половине апреля, земля ещё не оттаивала, и карьерщице приходилось работать в воде, перемешанной с ледяным крошевом. На ней был непромокаемый костюм, но, как обычно, всё, что не должно промокать, практически всегда промокает. Через два-три часа непрерывной работы девушка вылезала из карьера с распухшими руками, насквозь продрогшая и смертельно уставшая. Для согрева карьерщицам полагалось некоторое количество водки, но водка передавалась через бригадиров-мужиков, которые не могли выпустить из рук этот драгоценный напиток и выпивали его сами».

Старожилы нашего дома так или иначе были связаны с ГРЭС. Кое-кто из женщин познал на себе труд карьерщиц.

Дом строился в шестидесятые годы XX века. В архитектуре Советского Союза в те времена господствовал стиль, неофициально именовавшийся «хрущёвским». Его разработчикам удалось успешно реализовать идею совмещения туалета с ванной, однако совместить кухню с туалетом, а потолок с полом не получилось. Но кое-чего добились, особенно в панельных домах. Нашему герою повезло, он сооружался из кирпича, кухни изначально оснащались печами на дровах или угле для приготовления борщей и других питательных блюд, посему требовали кое-какой площади.

Один из парадоксов советской экономики. Дом стоял рядом с гигантом электроэнергетики, казалось бы, почему не оснастить его электроплитами. Экологично, экономично, эстетично. Нет, электричество использовали в государственном масштабе, прежде всего, нацеливали его энергию на нужды индустрии – на фабрики и заводы. Лишь в конце восьмидесятых годов XX века печки упразднили и провели газ. Ушлые жильцы извлекли житейскую выгоду из нововведения – оборудовали квартиры настоящими, как на островах туманного Альбиона, каминами. Местные умельцы делали их за смешные деньги. В доме имелось главное для оснащения квартир каминами – надёжные, проверенные десятилетиями эксплуатации дымоходы. Кто-то шёл дальше в модернизации квартиры – убирал стену, отделяющую кухню от комнаты, получалась отличная гостиная. Заметьте – с камином!

Стоит дом на улице Гоголя. Великий писатель не имел никакого отношения к данной местности. Есть предположение, чиновник, который ввёл в топонимику населённого пункта Николая Васильевича, делал это из соображения, а вдруг автор «Невского проспекта» мистическим образом поможет Городку обрести свой Невский проспект. Почему бы нет, рассуждал, ведь Нева от улицы, носящей имя великого писателя, отстоит не намного дальше, чем в Питере от знаменитого проспекта.

Пока мистического влияния Гоголя на обретение Городком черт Питера не наблюдается, дело с Невским проспектом застопорилось.

Нам печалиться по данному поводу некогда, пора начинать повествование о доме по Гоголя, 15. Рассказ коснётся целого ряда квартир интересующей нас парадной, а стартовать будем с «нехорошей». Вовсе не от того, что «в семье не без урода», который в первую очередь норовит попасть в строку. С ходу и не объяснишь, почему «шестнадцатая» напросилась в самое начало жизнеописания дома.

«Шестнадцатая» завершала список первой парадной. Никогда не встречал в домах «нумерацию с хвоста поезда», поэтому последняя квартира классически находится на последнем этаже, в нашем случае – четвёртом. Была она не категорически нехорошей, как у Булгакова в «Мастере и Маргарите». Воланд со своей свитой, насколько известно автору, в ней не останавливался. Однако на площадях, ограниченных стенами «шестнадцатой», случались пожары, потопы, разводы, самоубийства.

Лида Яркова из «третьей» квартиры не один раз говорила владельцам «шестнадцатой»: «Надо срочно освятить помещение». Однако никто к ней много лет не прислушивался.

Если не углубляться в историю «шестнадцатой», а начать с нулевых годов XXI века, стартовый год нулевых знаменателен для квартиры фактом – в ней поселился прокурор Городка. И не откуда-то с соседней улицы переехал, а из далёкого жаркого Ташкента. Как он, из другого государства прибывши, стал прокурором – история умалчивает. В те годы (как, собственно, и в текущие) немало чудес имело место в чиновничьей среде.