Парадокс Ромео
Шрифт:
– Математик. У него фамилия – Червяков. Не знал, что ли?
– Прекратите шуметь, – поморщился учитель, и в классе неожиданно наступила тишина. – Что вы вечно галдите ни о чем. Достали листочки, пишем самостоятельную.
Сказал он это на удивление буднично, класс не посмел возмутиться. Видимо, такие резкие перепады в заданиях здесь были в ходу.
– Что делать с особо ретивыми, мы уже знаем, – вещал между тем математик. – Или пример Сидорова никого ничему не научил? Спокойней надо ко всему относиться. Спокойней. Вы все-таки в школе, а не на дискотеке. Дома будете себя показывать, перед друзьями. Не путайте школу и подворотню. В школе учатся. И больше ничего. Свой характер приберегите для послешкольного времяпрепровождения.
И не меняя интонации, он надиктовал столбик примеров.
Всеволод глянул на парту с Наташами. Белая снова жевала, широко распахивая рот. Рыжая смотрела на него и улыбалась. Слова математика были не для нее.
Всеволод перевел взгляд на доску. Надо после школы сходить к соседке. История с телескопом затягивалась. Хотя бы узнать ее телефон. Найти Светку, расспросить ее про Лелика. Что он там себе надумал? И что такого произошло с Сидоровым, что с ним ходит участковый?
На последний вопрос ему ответила рыжая.
– Ты представляешь, – шептала она в раздевалке, прижимаясь щекой к его куртке. – Они там, в девятом, все передрались. Один парень в кабинете химии какой-то реактив бросил в раковину, и она взорвалась. Говорят, полкласса разнесло. У нас неделю урока не было. Стекло на лестнице расколошматили. А вчера, представляешь, одна девчонка из окна сиганула.
Всеволод вздрогнул. Он не то что представлял. Он хорошо помнил этот прыжок, взлетевшие рваной кляксой волосы. После дня в новой школе он допускал, что прыжок из окна – самое малое, что могло случиться.
Молчание Всеволода Наташа восприняла как готовность слушать дальше.
– И знаешь из-за чего? Из-за одного парня. Красавчик такой. Павел Быковский. Из-за него уже одна девчонка отравилась. Он знаешь какой классный. Вообще – улет. Я в него тоже была влюблена. Но ты лучше. И ты – у нас в классе. Хотя он, знаешь, на пианино играет.
– Я тоже играю.
– О! Классно! А сыграешь что-нибудь. Хотя бы из «Лакримозы». Хотя там фигня.
С тем, что там фигня, Всеволод спорить не стал.
– А Сидоров откуда прыгал, что его перевели? – как можно ленивей поинтересовался он. – Или это он раковину взорвал?
– Не, – отмахнулась рыжая, – это другой долбанул, его уже из школы выгнали. Сидоров, он вообще вундеркинд. Прямо как ты. Только на пианино не играет.
– А во что он играет? – неожиданно для себя втянулся в разговор Всеволод. – В шахматы?
– Может, и в шахматы, – дернула плечиком рыжая. – Но сейчас он на нервах Алевтины играет. Она его перевела в десятый, он оттуда сбежал, какое-то время вообще в школу не ходил, а потом его стал приводить участковый. Цирк.
– Шапито, – шепотом согласился Всеволод. Здание школы выкрашено в желтый цвет. Как все удачно совпало. Дурдом в полном расцвете идиотизма.
Все остальные занятия прошли в безостановочной борьбе за жизнь. Всеволод так и не понял, что им пытались преподать. Кружение вокруг него девчонок и откровенное пренебрежение парней – вот чем был занят день. Рыжая Наташа приклеилась к нему основательно. Она успела поссориться со всеми, кто просто хотел подойти и поговорить. Разборки были громкими и демонстративными. К концу уроков вокруг Всеволода образовалась долгожданная пустота. Из общего класса он успел выделить только Громову: Наташа воспылала к ней такой жгучей ненавистью, что запомнить ее пришлось поневоле.
Громова была скорее симпатична, чем красива. Маленькое аккуратное личико с изящным макияжем. Брючки со стильной блузкой, тонкая золотая цепочка. Продуманность во всем рождала ощущение взрослости. Вокруг нее все еще были дети, а она – состоявшаяся женщина. Как будто в определенный момент что-то заставило ее быстро повзрослеть, откинув сверстников далеко назад. Это было любопытно. Ее спокойствие, ее отдельность от класса заставляли постоянно искать девушку глазами.
Это была последняя и самая громкая разборка, которую устроила рыжая.
– Чего ты на нее вылупился? – налетела она на Всеволода. – Нравится? Забирай!
– Скорее интересная, – осторожно ответил Всеволод.
– А я, значит, неинтересная? – кипятилась рыжая.
Всеволод окинул ее взглядом. Торчащие во все стороны волосы, клетчатая юбка, густой черный макияж, короткие черные ногти на руках.
– Ты – очень интересная.
– Тогда не смотри на нее! – потребовала рыжая, шагнула вплотную и попыталась приподняться на мысочки. Высокая платформа ботинок не позволила ей это сделать.
И вновь Всеволод почувствовал на своей руке ее горячие пальцы. Как будто у нее была температура не человека – 36,6, а птицы – 41.
– Она у нас чеканутая, – вещала рыжая. – Говорят, ее во втором классе в подъезде мужик поймал, ну и… – выразительно глянула она на Всеволода. – Ее родоки, говорят, из-за этого даже переехали. И еще от них отец ушел. Она с матерью живет и младшим братом. С ней вообще никто не общается. Понял?
– Нет. – Каждое слово в отдельности было понятно, но вместе они не собирались, рассыпались пазлом в неловких руках.
– Так с ней нельзя общаться. Она, наверное, заразная.
Только сейчас в голове все собралось. Осознание вдруг представленной картинки заставило покраснеть.
– Что за глупость! – отшатнулся Всеволод, заставляя рыжую встать ровно.
– Кого угодно можешь спросить! – запальчиво крикнула она.
– Не собираюсь я никого спрашивать! – И, понимая, что уже не может сдерживаться, произнес: – Вы здесь все как будто с ума посходили. Инопланетяне!
– Какие инопланетяне? – Взгляд рыжей стал настороженным. – Спроси хотя бы у Наташки. Все так и было.