Парадокс жнеца. Книга вторая
Шрифт:
— Я в тебе не сомневалась, — кивнула Кайсара, отсалютовав мне бокалом вина. — Но перед этим только нам с тобой нужно решить еще один важный вопрос.
— Какой?
По мне, так этих важных вопросов целый воз и маленькая тележка.
Выбирай не хочу, все важные.
— Важных вопросов у нас очень много, — похоже невольно прочитала мои мысли Кайсара. — Но есть один, от которого зависит судьба человека.
— Марина?
Я как-то сразу догадался, о чем речь. Хотя все минувшие часы был просто ошарашен свалившейся на меня самой разной информацией, мысли о том, почему Марина держалась так отстраненно, спрятавшись за официозом при встрече,
— Именно так. Она знает, кто ты есть. Знает, что ты жнец. И знает, кем ты станешь.
— Какая осведомленность, — хмыкнул я.
Не думаю, что Кайсара доложила Марине о результатах нашей беседы сегодня, а это значит, что…
— Да, я ни капли не сомневалась в твоем выборе и рассказала ей, что нам предстоит, — кивнула Кайсара.
Нам предстоит? Странная фраза какая-то.
— Марина считает тебя своим близким человеком, она знает о тебе столько, что связана с нашей фамилией навсегда. И перед ней сейчас стоит свой выбор, который в любом случае будет одновременно и горек, и сладок. Вот только выбор этот придется делать ней ей, а тебе. Извини.
Кайсара снова отхлебнула вина, не глядя на меня. Словно показывая, что не собирается читать мысли и смотреть мои эмоциональные реакции. Хотя глаза сияют нечеловеческим отблеском.
— Объяснишь?
— Конечно. Марина получила полное гражданство, сейчас перед ней открыты пути к возвышению. Но она к тебе привязана, если не сказать больше. После того, как станешь главой фамилии, ты можешь связать с ней жизнь, позволив остаться рядом. Но при этом ей будет доступна только роль конкубины, официальной любовницы. Она будет согласна и с радостью останется с тобой, но этим навсегда отринет возможность сословного возвышения, а самое главное — долгой жизни.
— Почему?
— Завтра у тебя начнется новая жизнь, ты станешь патрицием. Она же останется перегрином, пусть и с полным гражданством. Появившись в нашем мире, она самостоятельно выбрала путь слуги, чем закрыла себе путь к гражданству… но моих ресурсов хватило, чтобы вымарать из истории этот факт. Если она станет твоей конкубиной, это навсегда создаст потолок для ее роста в правах и привилегиях, потому что вымарать из истории этот факт можно будет только со всей историей, если ты понимаешь, о чем я. Ну или если ты уничтожишь Республику, создашь Империю и поменяешь законы. В ином случае ей будет доступна всего одна процедура омоложения, что продлит ее молодость лет до семидесяти, а полноценную жизнь — максимум до ста двадцати лет, не больше. Если же она выберет карьеру, а перспективы у нее сейчас блестящие, процедуры омоложения будут доступны ей в гораздо большем количестве. Ты можешь предложить разделить ей с тобой оставшиеся годы, и она наверняка согласится, думая, что это она делает выбор. Но этим она откажется от долгой жизни, и это будет уже твоим решением.
Кивнув, я задумался. Знаю я прецедент в истории, когда император Юстиниан менял законы государства, чтобы жениться на бывшей гетере Феодоре. Но рассчитывать на то, что поднимусь на такой уровень — глупо, просто вспомнилось. Знаю и другую историю, вымышленную, как эльфийка Арвен отказалась от бессмертия, чтобы остаться с Арагорном. Но вот теперь вопрос: а если бы лишение ее бессмертия был выбором Арагорна? И на этот вопрос ответ у меня только один.
— Она не будет рада твоему решению, — негромко произнесла Кайсара, глаза которой сейчас ярко сияли ультрамарином. — Горечи много будет сейчас, а сладость понимания ждет ее после.
— Лучше так, чем сладость сейчас, а горечь несбывшихся надежд после.
— Ты прав. Да, я в тебе не сомневалась, — ответила она на мой вопросительный взгляд.
Мне бы такую уверенность в себе. Тем более что завтра…
— Завтра тебя ожидает дорога в ад, — снова прочитала мои мысли Кайсара. — Ты рухнешь в пучины боли, и выбираться оттуда придется долго и тяжело. Поверь, уж я знаю, о чем говорю, я там была. Но когда ты выберешься, приз будет стоить того…
— Какой приз?
— До этого момента ты был Безымянным. Завтра же наконец сделаешь шаг к тому, чтобы получить имя, которое станет гордостью твоей, и гордостью нашей новой фамилии.
Глава 4
После довольно яркого анонса Кайсары мы очень долго молчали, думая каждый о своем. Очень долго.
— Подумать только, какие мы разные, — вздохнула вдруг Кайсара. — Мне тридцать семь лет, и Марине тридцать семь лет. Только в нашем мире этот возраст лишь верхняя граница юности, а у вас тридцатисемилетняя дама уже может считаться почтенной матроной.
Марине тридцать семь лет? Неожиданно, она даже на тридцать не выглядит. Как и Кайсара, кстати, которую я вообще во время первой встречи за девушку-подростка принял. Обе сумели удивить, в общем-то.
Хмыкнув задумчиво, я потянулся за очередным бокалом вина. Когда снова откинулся на подушки вдруг понял, что Кайсара, как-то так получилось, уже лежит совсем рядом. Я повернулся к ней и наши губы — словно это было естественно, встретились. Прильнув ко мне, патрицианка негромко застонала от возбуждения; глаза ее при этом заметно засияли даже сквозь закрытые веки.
Римские традиционные одежды снимались с некоторым трудом. Но Кайсара мне помогла, а потом я уже подхватил ее на руки, и мы направились в спальную. Узнавать друг друга поближе — Кайсара в первый раз именно об этом говорила, я не ошибся тогда, на ступенях розового бассейна. Просто тогда она стеснялась, потому что для нее подобное происходило впервые.
Никаких цивилизационных культурных различий, возникших на расстоянии шести тысяч лет, я больше не чувствовал. Даже более того, в ходе «естественных процессов», как назвала это недавно Кайсара, столкнувшиеся цивилизации друг друга вполне дополняли — опыта у меня было побольше, зато она компенсировала все удивительной страстью.
Глава 5
Утром, перед дверью в медицинский блок облачной цитадели, в руках явно ощущал легкую дрожь. Кайсара вчера называла меня Безымянным — так оно и было; но живя без имени, я ведь не был безликим, и сейчас должен был сделать шаг к избавлению от своей внешности. Даже не знаю, что меня больше пугало — то, что я стану другим человеком, или что я стану другим конкретным человеком.
И, что странно, на уровне этих рефлексий на втором плане затерялся вопрос грядущих страданий в пучинах боли, анонсированных Кайсарой. Она сейчас рядом, с непроницаемым лицом — лишь влажный блеск глаз выдавал эхо впервые испытанных ночью эмоций. Непроницаемым лицо же у нее было оттого, что с другой от меня стороны стояла — довольно неожиданно, Марина.
Во взгляде больше ни следа отстраненного официоза, только волнение и участие. Вопросов Марина не задавала, что происходит и что предстоит, прекрасно понимала. Не зря белый комбинезон Альтергена надет, видимо серьезно уже вовлечена в процессы. Похоже вчера Кайсара говорила о блестящих перспективах ее карьеры не для красного словца.